Психология внимания
Шрифт:
Нет ничего удивительного в том, что мы находим между ясностью и интенсивностью тесную связь; ведь, как мы сказали ранее, все условия высокой степени ясности те же самые, что и условия сильного воздействия на нервную систему. Точно так же связь этих двух свойств не расходится и с тем, о чем мы говорили раньше: ведь интенсивности, которые подчиняются закону Вебера, естественно, представляют собою интенсивности максимальной ясности.
Кажется маловероятным, чтобы ясность приносила с собою хоть какое-нибудь изменение в протяженности или длительности. Но, с другой стороны, течение тех процессов, которые обыкновенно сокращаются, задерживаются более сильными процессами в том случае, если они ясны в сознании, можно долгое время наблюдать и, таким образом, как бы продолжить их пребывание в сознании.
Мы можем истолковать теперь рис. 1 в том смысле, что процессы, находящиеся на гребне волны внимания, и интенсивнее и яснее процессов, находящихся на нижнем уровне сознания. Это те свойства, которые придают объекту внимания особенное значение для памяти, воображения и мышления.
Мы можем предположить, что внимание в начале своего развития было определенной реакцией всего организма — сенсорной; аффективной, моторной — на отдельное раздражение. Сильный, внезапный, новый или двигающийся возбудитель воспринимался как свет, как звук, как прикосновение. Как мы сказали, он в восприятии казался возбуждающим, поражающим, удивляющим. Аффективный элемент переживания выражался в изменении важных функций организма. В то же самое время животное занимало по отношению к возбудителю некоторое положение в буквальном смысле этого слова: оно смотрело на него, как смотрят теперь на такие возбудители осматривающиеся, прислушивающиеся и испуганные животные. В этой стадии, таким образом, распределение сенсорных процессов в сознании, прояснение одних и затемнение других сопровождались в обоих случаях чувством и кинестетическими ощущениями, вызванными внутренними органическими изменениями и распределением мышечного напряжения.
Вторичное внимание берет свое начало из конфликта первичных вниманий: из конкуренции ясных восприятий и из борьбы несовместимых моторных положений. Восприятия могут быть приятными или неприятными; моторное беспокойство будет неприятным и проявится в неприятном самочувствии. Пережиток этого примитивного состояния мы имеем в усилии, которое постоянно сопровождает вторичное внимание. Мы, естественно, не имеем расположения к работе — ведь всякая работа требует напряжения. А само напряжение есть физическое чувствование, состоящее из чувства неудовольствия и из комплекса кинестетических и органических ощущений. Эксперименты, произведенные по методу выражения, показывают, что дыхание при вторичном внимании слегка задерживается, становится поверхностным; к этому присоединяются другие физиологические изменения, отчасти соответствующие неудовольствию, отчасти моторному беспокойству.
По мере того как развивалась нервная система, образ стал вытеснять ощущение, и тогда конфликт и борьба перешли главным образом в область представлений. Согласие с сознанием заняло теперь свое место среди факторов, определяющих первичное внимание. В характере сознания произошла радикальная перемена; и одной стороной этой перемены было ослабление кинестетических и аффективных факторов внимания. Усилие, которое мы употребляем, чтобы приступить к работе, и трудность, которую мы чувствуем в продолжение первых нескольких минут работы, — прямые потомки прежнего неприятного самочувствия и прежнего моторного беспокойства, но это — потомки-дегенераты, это — только эхо первичных переживаний. Они до такой степени дегенерировали, что некоторые психологи отказываются рассматривать напряжение как физическое чувствование: Вундт считает напряжение простым чувством, а другие видят в нем новый род психического элемента — элемент стремления или элементарный волевой процесс. Самонаблюдение не высказывается ни за один из этих взглядов. Напряжение оказывается субъективно разложимым, в какой бы связи мы его ни брали; оно сводится к чувству и ощущению.
Последняя стадия этого развития дана в переходе от вторичного внимания к производному первичному. Мы начали с аффективной сенсорно-моторной реакции, с реакции всего организма на единственное раздражение. От нее мы перешли к сенсорно-моторным конфликтам, еще с сильным аффективным характером. Затем появляются образы и отделяют сенсорные процессы от моторных, восприятие возбудителя от ответного движения. Благодаря этому вторичное внимание может сосредоточиться главным образом на возбудителе (рецептивное внимание), или на представлениях (элаборативное внимание), или на движениях (эксекутивное внимание); будучи вторичным вниманием, будучи вниманием, сопряженным с затруднениями, оно всегда связано с усилием. Наконец, вторичное внимание переходит в производное первичное внимание; и после того, как этот переход совершился, чувство и кинестетическое ощущение перестают быть необходимыми факторами душевного процесса внимания. Так — начнем с рецептивного внимания — мы можем вскрыть свою утреннюю почту с большим возбуждением или же, наоборот, отнестись к ней так, что в наших аффективных или кинестетических переживаниях ничего не изменится. При элаборативном внимании мы можем совершенно углубиться в доказательство, приведя тело в застывшее и судорожное положение; или же, наоборот, мы можем вести доказательство спокойно и безразлично. При эксекутивном внимании мы можем серьезно обдумывать целесообразное осуществление предстоящего действия и устать от попытки его исполнения, или же мы можем осуществить его легко и непосредственно. То, что мы называем привычным, механическим, поверхностным вниманием, заключает в себе два уровня сознания — уровень ясности и уровень смутности, но оно не заключает в себе ни чувства, ни кинестетических ощущений.
Нужно помнить о том, что внимание не есть что-то редкое и случайное в душевной жизни — оно есть нормальное состояние нашего сознания. Когда мы упрекаем кого-нибудь в невнимательности, то мы не хотим этим сказать, что этот человек буквально был невнимателен; мы упрекаем его в невнимательности к определенному предмету; и эта невнимательность означает только то, что он был внимателен к
Те кинестетические ощущения, которые являются предметом внимания (например, при внимании эксекутивного типа), следует, естественно, строго отличать от тех, которые вызываются моторным состоянием организма при внимании. Это — другого рода кинестетические переживания, именно те, об ослаблении и исчезновении которых мы только что упоминали.
Принимаясь за исследование ощущения, экспериментальная психология получила большую помощь от физики и физиологии. Аппараты и методы исследования были к ее услугам и требовали лишь небольшого видоизменения, чтобы стать пригодными для осуществления ее целей; а большое количество наблюдений, рассеянных в физических и физиологических журналах, можно было прямо перенести на их собственное место в новую науку. Поэтому с самого начала проблемы качества и интенсивности ощущения были подвергнуты исследованию с большой надеждой на успех; и хотя, как это всегда бывает, встретились разного рода непредвиденные затруднения, наше изучение этих свойств делало постоянные успехи.
Экспериментальное изучение чувства началось много позднее — здесь поэтому нам нужно наверстать потерянное время. Но мы приступаем к делу при свете всех эмпирических знаний, которые мы получили при изучении ощущения, и физиология опять-таки приходит к нам на помощь с аппаратами, необходимыми для применения метода выражения. Поэтому каких-нибудь десяти лет, вероятно, будет достаточно, чтобы получить прочное обоснование психологии чувства.
Интерес к вниманию проявился в более отдаленном прошлом. Как только изучение ощущения почувствовало под собою почву, экспериментальная психология обратилась к исследованию внимания. Но здесь она не встретила никакой помощи со стороны — физика и физиология не могли ей ничего предложить; она могла прибегнуть только к содействию популярной психологии. И под влиянием этой последней экспериментаторы делают ошибку — естественную, почти неизбежную, но все же ошибку, — подвергая исследованию сразу весь душевный процесс внимания, вместо того чтобы начинать с психологии ясности и развивать ее по образцу психологии интенсивности и качества. В результате получилось то, что мы знаем о внимании меньше, чем должны были бы знать; многие из прежних исследований нужно было бы тщательно произвести вновь шаг за шагом; проблемы нужно было бы расчленить и сделать более доступными для исследования. Работа экспериментатора нашего времени даже тормозится предыдущими исследованиями; он желает использовать все результаты прежних исследований, и поэтому, хотя и старается ставить свои проблемы как только можно уже и определеннее, он все же приводит их в согласие с психологической традицией. Но наука должна начинать с простого и постепенно переходить к сложному. А сознание в целом есть самый сложный из предметов, с которыми психология имеет дело, его исследование должно было бы быть самым последним. Если мы хотим понять, что такое внимание, мы должны начать с другого конца — с исчерпывающего исследования свойства сенсорной ясности.
Укажем несколько имен и хронологических дат для иллюстрации. Психология интенсивности особенно связана с именем Фехнера, который в 1860 г. опубликовал свои… Психология качества связана равным образом с именем Гельмгольца, который в 1856–1867 гг. опубликовал… Начало экспериментального исследования внимания можно датировать 1861 г., когда Вундт (… 1862; Лекции о душе человека и животных, 1894) начал ряд тех исследований, которые нашли окончательное выражение в его учении об апперцепции. Экспериментальное изучение чувства может быть датировано, также приблизительно, появлением в 1892 г. книги Леманна… которая в 1887 г. была награждена Королевской Датской Академией Наук премией, назначенной за научную работу о чувствованиях.
Между прочим, уже знакомство с рис. 1 может показать, что переживание внимания ставит целый ряд проблем. Сюда относится, например, вопрос о плоскости волны внимания или об объеме внимания. Часто задавали вопрос: сколько предметов мы можем сразу обнять своим вниманием? И отвечали на него очень различно. Если задать вопрос занятому человеку, то он заявит нам, что не может в одно и то же время внимательно следить более чем за одним предметом. Но, с другой стороны, нам сообщают, что Юлий Цезарь и Наполеон могли носить у себя в голове темы для дюжины сообщений и могли диктовать их, не путаясь, такому же числу секретарей. Затем сюда относится также вопрос о длине волны внимания или о продолжительности внимания: как долго можно удерживать внимание? В повседневном внимании его объект постоянно меняется: исчезает ли и само внимание, когда мы переходим от одного предмета к другому? Затем сюда относится вопрос о высоте волны внимания или о степени внимания: сколько различных степеней можно здесь отметить и как можно их измерять? Мы говорим просто о сосредоточенном, прикованном, углубленном, концентрированном внимании и по контрасту с ним о непостоянном, неустойчивом, поверхностном внимании. Но эти названия такого же общего характера, как названия: «белый, серый, черный» для обозначения световых впечатлений; нам необходимы точные определения, и если возможно, в числовых выражениях. Настоящее состояние наших знаний об этих и родственных им вопросах кратко изложено в следующих параграфах.