Психомех
Шрифт:
Гаррисон ни разу не брал Терри с собой в Харц. Он хорошо знал о ее неприязни к Кениху, который всегда сопровождал его; кроме того, она с большим предубеждением, или скорее натянутостью, относилась к интересу немца к метафизике. Но обе эти причины, казалось, удовлетворяли его, хотя ни одна из них не была в общем-то относительно веской. Истина заключалась в том, что в Прибежище все напоминало ему Вики Малер, чье имя он ни разу не упомянул при жене, но боялся, что мог бы, если бы Терри приехала с ним в Харц. Он не мог представить себе двух этих женщин в одном и том же месте. Возможно (говорил себе он, никогда по-настоящему не видевший ни одну из них), они наложили на его сознание некий сильный отпечаток и поэтому превратились в единую безликую
Вики должна остаться не оскверненной. Если ее узнает кто-то другой, это будет как опустошение его памяти, как крошечные царапинки на пластинке, которую слишком часто используют, или шипение, которое искажает магнитофонную запись, если ее часто проигрывают. По этой же причине, чтобы не потускнел ее образ, Гаррисон строго контролировал собственные чувства по отношению к Вики; кроме Харна, где это было совершенно невозможно. Потому что там он открывал ее присутствие в каждой комнате, чувствовал запах ее тела даже в самых свежих простынях и подушках.
Короче говоря, Гаррисон — человек, которого прежняя жизнь научила стойко переносить самые тяжелые переживания, сдерживать и изгонять кошмары, которые в какой-то степени наводняют каждого из нас, — теперь открывал новые препятствия, хотя он еще не полностью осознал, что они существуют, или, в лучшем случае, думал о них, как о нормальном процессе в его сознании. Они были для него, по крайней мере в то время, просто источниками раздражения.
Сама Терри была одним из таких источников. Не то чтобы Гаррисон не любил ее; напротив, он верил, что любит ее как только может, но при этом чувствовал, что его любовь была пустой тратой времени. Возможно, это было связано с разрушением предписания гороскопа Шенка:
"Девушка "Т". Шкала времени: к восьми годам”.
И “Машина. Шкала времени: через восемь лет”.
И “РГ/ТШ..."
И, конечно, “Свет!”, но после этого никакого упоминания о Терри. Более того, никакого упоминания о чем-либо вообще.
А может быть, причиной его раздражения было то, что она не любила его. Она занималась с ним любовью, да, и почти телепатически чувствовала, чего он хотел, но.., вот такое было у него ощущение.
И было еще одно, Очень Важное, — полная загадка. Гаррисон спал с Терри, жил с нею, любил ее (хотя и с ноющей сдержанностью), но он не мог больше читать ее, как не мог читать книгу своими налитыми кровью глазами. А она никоим образом не была прочитанной книгой. Но, даже если бы она и была таковой, возможно, ему не понравилась бы ее история. И в те странные мгновения, когда он размышлял над этим, Гаррисон знал, что это и было его самым большим препятствием. Знать ее — узнать ее прежде, чем встретить ее! — и все-таки не знать ее совсем.
Но дело обстояло именно так. По какой-то причине его развившееся восприятие не работало с Терри. Она не была звуковой картинкой, которую он мог бы определить или отнести к какой-либо категории, не была запахом или прикосновением, по которым он смог бы нарисовать мысленные акварели, не была вкусом, из которого он мог бы выделить сущность. И, пожалуй, это тоже было преградой: возможно, он сам не хотел знать, что было заключено внутри нее. Возможно, он даже боялся узнать...
И последнее, что мучило Гаррисона, — очевидная ненависть Терри к Сюзи с самого начала. Как бы она ни пыталась вести себя разумно (или как Гаррисон не настаивал, чтобы она вела себя так), все-таки в ее голове засела мысль, что Сюзи — это создание, которого следует бояться. Даже видя, как собака любит Гаррисона, видя ее почти, человеческую разумность и постоянное сопереживание увечьям ее хозяина, которое другие могли и проигнорировать, — и зная, что ни один вор или какой другой нежеланный гость не войдут в дом, пока там Сюзи, Терри упорно продолжала связывать Сюзи с собакой из ее сна, Черной собакой, которую она так боялась. Кроме...
.., кроме того, что ее сон был о самом слепом мужчине, а не
Зная о ненависти Терри к Сюзи, Гаррисон не был уверен, хотя временами и догадывался, что существует и обратная связь: Сюзи также ненавидела Терри. Несомненно, об этом знали слуги в доме в Суссексе, так же, как и Вилли Кених, с самого начала предупредивший их, что они ничего не должны говорить об этом ни Терри, ни даже самому хозяину дома.
Временами Терри казалось, что Сюзи как-то странно смотрит на нее или в ее позе сквозит нечто угрожающее, но она никогда не была уверена наверняка. С другой стороны, это была всего лишь всегда настороженная Сюзи — ангел-хранитель Гаррисона; Сюзи — живое напоминание ужасного сна, другие подробности которого были давно забыты, кроме того что там также присутствовал могущественный слепой мужчина.
Когда Терри бросала Сюзи лакомые кусочки пищи, собака, как по обязанности, подхватывала их, уносила в какой-нибудь тихий уголок сада и там зарывала совершенно нетронутыми. Она ничего не хотела от Терри, разве что, может быть.., ее конца?
Кених думал над этим, и это очень беспокоило его. Сама его почти инстинктивная преданность была разделена этой проблемой. Его собственная привязанность к Сюзи всегда была непоколебимой, так же, как и у собаки к нему, хотя, конечно, единственным настоящим центром ее мира был Гаррисон; но, в конце концов, собака — это только собака. Если Сюзи действительно представляет угрозу для Терри, значит собаку надо убрать, что будет равносильно убийству части самого Гаррисона! Поэтому, если вообще это должно произойти, надо, чтобы это выглядело как несчастный случай. Для Кениха легко устроить это: Сюзи просто исчезнет. Но...
Эта сука была не обычным животным. Что такое она чувствовала, знала или подозревала в Терри, чего еще никто не знал, не чувствовал и не подозревал? Откуда взялась ее ненависть? Ее обучали любить Гаррисона как Бога, превыше всех других, превыше любой другой любви, защищать, охранять, боготворить его без благодарности, пусть он даже будет бить и до смерти заморит голодом, если пожелает. Это обожание Гаррисона было не в ней, а ею самой, ее сущностью. В этом и заключался ответ. Ганс Хольцер, какие бы у него ни были методы, отлично настроил и отточил более чем простые эмоции и преданность в добермане. Он также развил ее инстинкт защиты Гаррисона.
И именно этот инстинкт не доверял Терри. Значит эта сука прочитала будущее с точностью, которой никогда не достигал даже сам Адам Шенк. Но, конечно, Вилли Кених не знал этого.
Co временем немец перестал беспокоиться об этом. Должно быть, у Сюзи были свои причины для такого поведения; этого было достаточно...
После смерти отца итальянка, мать Терри, снова вышла замуж и теперь жила в Турине. Мать и дочь переписывались, но не часто. Терри не могла простить ей ни ее беспутный образ жизни, ни смерть отца, причиной которой, как она продолжала верить, было это поведение — и это, несмотря на то, что сама Терри кое-что унаследовала из характера своей матери. Более того, существовала еще одна причина, по которой она не прощала свою мать: та украла у нее любовь единственного человека, которого она любила.
Человека по имени Гарет Вятт.
Она была знакома с Вяттом уже шесть месяцев до того, как он встретил ее мать, и была его любовницей с первой же недели их знакомства. Несмотря на молодость, у Терри были любовники и до Вятта, и она считала, что кое-что понимает в искусстве любви, но Вятт научил ее намного большему, чем другие, его знание дела покорило ее. В скором времени она была без ума от него.
У Вятта имелись две причины для того, чтобы соблазнить Терри. Во-первых, его состояние таяло, а он верил, что ее отец богат. Вятт ошибался в этом, потому что уже тогда финансовые дела Миллера шли под откос. Во-вторых, фирма Миллера имела дело с микроэлектроникой, и это обстоятельство, казалось, могло помочь Вятту в поисках лучших компонентов для Психомеха.