Психопат-тест
Шрифт:
Он ткнул пальцем в книгу и заявил:
— Вот эти переводятся «Дэвид Шейлер Рыба».
Затем указал на другую строчку:
— А эти переводятся «Дэвид Шейлер Праведный Чувак».
— «Дэвид Шейлер Праведный Чувак»?.. — переспросил я.
— Господь надорвался от смеха, когда говорил мне это. Тогда-то мы впервые вместе с Богом хорошо посмеялись.
Я взглянул на разворот с семьюдесятью двумя клеточками и заметил:
— Вы отыскиваете некую осмысленную структуру там, где ее нет.
— Поиск осмысленных структур — базовая способность человеческого интеллекта, — резко возразил Дэвид. — То же происходит и в науке. Так же работают журналисты. Все ищут осмысленные структуры. Неужели вы не понимаете?
Дэвид снова начал сетовать на то, что его больше не приглашают на популярные ток-шоу. Он заявил, что находит такое положение вещей совершенно необъяснимым и огорчительным.
— Очень многим людям кажется, будто они сходят с ума, и это пугает их, — заметил он. — Их бы очень успокоило, услышь они выступление по радио такого человека, как я, разделяющего их взгляды относительно 11 сентября и 7 июля, но при этом не считающего себя безумцем и вполне счастливого. Могу поспорить: никто из тех, кто побывал здесь и побеседовал со мной, не ушел с мыслью, что я сумасшедший.
Возвращаясь из Девоншира в Лондон, я подумал: а ведь Дэвид-то прав. Очень многие люди живут ныне в постоянном страхе сойти с ума. Иногда по вечерам после солидной выпивки они даже могут признаться в этих своих страхах. Парочка моих знакомых заявляет, что им наплевать. А одна знакомая женщина как-то призналась мне по секрету, что очень хочет, чтобы с ней случился нервный срыв и ее отправили в психиатрическую лечебницу. Там она освободилась бы от стрессов современной жизни, а медсестры ухаживали бы за ней. Но большинству моих знакомых совсем не наплевать. Им просто хочется оставаться нормальными. И я один из таких людей. Если я не могу дозвониться до жены по телефону, у меня тут же возникает уверенность, что она умерла. В самолетах компании «Райанэр» я постоянно испытываю жуткие приступы клаустрофобии и издаю непроизвольные вопли. И меня то и дело посещают мучительные страхи, что психопаты обязательно расправятся со мной. Вечера мы проводим у телевизора, смотрим «Обмен женами», «Приходи, пообедай со мной», «Суперняню», а также «Икс-фактор» и «Большого брата». Многие люди ныне склонны, и не без основания, винить в своих психологических проблемах телевидение.
…
«Вы знаете, как у нас снимаются фильмы и делаются передачи? Создатели фильма идут в район, застроенный муниципальным жильем. 90 % проживающих там людей ведут вполне достойную жизнь: готовят детей к школе, платят налоги, работают. А 10 % жителей отличают те или иные патологии. И продюсеры с режиссерами говорят: «Вот о них-то мы и сделаем передачу».
Практически во всех прайм-таймовых программах показывают людей, страдающих «правильными» формами безумия, и теперь я знаю формулу этого безумия. Люди с «правильной» формой сумасшествия немного безумнее нашего предполагаемого безумия. И разница сразу же бросается в глаза. Мы можем страдать от депрессий и навязчивых страхов, но наши депрессии и страхи не столь велики, как их депрессии и страхи. Мы можем быть параноиками, но не до такой степени, как они. И потому, глядя на них, мы успокаиваемся, заключая, что мы не такие уж сумасшедшие, как некоторые.
Трагедия Дэвида Шейлера заключалась в том, что его безумие перешло в какую-то совершенно дикую форму, вышло за рамки минимальных приличий и из-за этого стало совершенно бесполезным для СМИ. Мы боимся всего слишком явного, но склонны эксплуатировать двусмысленности.
Однако мы занимаемся
Через несколько дней после того, как я вернулся из Девоншира, мне позвонил Боб Хейр.
9
Целясь немного выше
Хейр проводил субботнюю ночь в Хитроу — перевалочный пункт на пути между Швецией и Ванкувером. Боб продолжал колесить по планете, обучая людей пользоваться его опросником. Он предложил мне встретиться у него в отеле.
Когда я приехал туда, оказалось, что в холле отеля меня никто не ждет. У стойки администратора выстроилась огромная очередь — множество усталых командированных с раздраженными физиономиями, прилетевших в аэропорт поздним вечером. Я никак не мог найти телефон для связи с постояльцами. И тут у меня родилась идея. Стол консьержа был свободен. Там же находился и его телефон. Я мог набрать «ноль» и таким образом напрямую связаться с главным администратором (звонящим главному администратору отвечают сразу же, независимо от количества людей в очереди — человек с большей вероятностью откликнется на таинственный звонок, нежели на просьбы людей, стоящих непосредственно перед ним) и попросить соединить меня с номером Боба.
Но стоило мне взять трубку, как я заметил, что ко мне быстрым шагом приближается консьерж.
— Не трогайте мой телефон! — рявкнул он.
— Только на секунду! — попытался я сопротивляться.
Он вырвал трубку у меня из рук и с грохотом бросил ее на аппарат.
Чуть позже появился Боб. Я демонстративно вежливо поздоровался с ним перед консьержем.
Мы производили впечатление двух чрезвычайно любезных путешествующих бизнесменов, назначивших важную встречу в отеле поздним вечером. Я сделал все, чтобы это бросилось консьержу в глаза.
— Может быть, мы пойдем в VIP-бар на четвертом этаже? — предложил Боб.
— Да, конечно, — откликнулся я, бросив на консьержа многозначительный взгляд, — в VIP-бар.
Мы прошли по вестибюлю.
— Не поверите, что со мной произошло за минуту до вашего прихода, — прошептал я.
— И что же?
— Консьерж чуть было не применил ко мне физическую силу.
— Каким образом?
— Я попытался воспользоваться его телефоном, чтобы позвонить вам, а он вырвал его у меня из рук. Удивительно грубое и бестактное поведение. Но почему он так поступил?
— Потому что он один из них, — ответил Хейр.
Я пристально посмотрел на Боба.
— Из психопатов? — переспросил я.
Потом оглянулся на консьержа. Тот помогал кому-то занести в лифт чемоданы.
— Неужели? — еще раз удивленно переспросил я.
— Очень многие психопаты становятся швейцарами, охранниками, — заметил Боб, — консьержами — в общем, теми, кто обладает властью на некоей собственной территории.
— Да, и он явно отличается недостатком эмпатии, — кивнул я, — и слабым навыком контроля собственного поведения.