Шрифт:
Виктор Франкл
Психотерапия на практике
Книга, всемирно известного психолога, психотерапевта, посвящена самым актуальным проблемам нашей жизни: смысл любви; страх человека перед самим собой; врач и человеческие страдания; невроз безработицы и т. д.
Содержание
Предисловие переводчика
Часть I. Общий экзистенциальный анализ
О смысле жизни
Сомнения в смысле бытия
Сверхсмысл
Принцип удовольствия и принцип гомеостаза
Субъективизм и релятивизм
Три категории ценностей
Эвтаназия
Самоубийство
Жизнь как задача
Принцип гомеостаза и экзистенциальная динамика
О смысле смерти
Сообщество и масса
Свобода и ответственность
О силе человеческого духа
Биологическая судьба
Психологическая судьба
Социальная судьба
О психологии концентрационного лагеря
Часть II. Психотерапия на практике
О
О смысле труда
Невроз безработицы
Невроз выходного дня
О смысле любви
Сексуальность, эротика и любовь
Неповторимость и единственность
О формах любви, связанных с категорией "иметь"
Ценности и удовольствия
Сексуально-невротические нарушения
Психосексуальное созревание
Часть III. Психотерапия для повседневной жизни
Проблема души и тела с клинической точки зрения
Человек - только ли продукт наследственности и социальной среды?
Страх человека перед самим собой
Психическая гигиена для людей преклонного возраста
Психическая гигиена для людей среднего возраста
Сердечно-сосудистые заболевания
Наркоанализ и психохирургия
Врач и человеческие страдания
Шизофрения
От светской исповеди к медицинскому служению
Предисловие переводчика
Книга известного австрийского психиатра и психотерапевта В. Франкла является изложением основных принципов логотерапии и экзистенциального анализа, известных также как Третья венская школа психотерапии. Эту школу отличает гуманистический подход к душевным недугам, с которыми пациент обращается к психотерапевту. Видя в пациенте прежде всего духовно страдающего и ищущего человека, В. Франкл обращается к наиболее важным проблемам человеческого существования, которые стоят за симптомами тех или иных психических нарушений. В центр обсуждения автор ставит именно эти кардинальные проблемы человеческого бытия и среди них такие понятия, как смысл и ответственность. Рассматривая человека как телесно-душевно-духовное целое, автор полагает, что именно эти понятия определяют психическое здоровье человека и гармонию между составляющими человеческого естества. Особое внимание В. Франкл уделяет "пограничным" ситуациям и положениям, например, когда человек оказывается перед лицом неизлечимого заболевания или таким, как пребывание в концентрационном лагере - опыт, который пережил сам автор, - в которых человек получает возможность узнать смысл и ценности своего существования.
Эта книга - описание пути от классической психотерапии и метода психоанализа к логотерапии и экзистенциальному анализу. Франкл критически подходит ко многим положениям своего знаменитого соотечественника Фрейда и его последователей. В своей критике классического психоанализа Франкл говорит о необходимости демифологизации психотерапии, имея в виду представления о господстве бессознательных психических сил, имеющих биологическую природу, в сознании и поведении человека. Франкл противопоставляет психологическому детерминизму положение об изначальной свободе человеческого "Я" по отношению ко внешним и внутренним, психическим, социальным и биологическим обстоятельствам и ограничениям. Эта мысль, к которой автор не раз возвращается в своей книге, иллюстрируя ее множеством примеров из своей врачебной практики, лежит в основе разработанного им психотерапевтического метода - экзистенциального анализа.
Никита Паньков
Часть I. Общий экзистенциальный анализ
О смысле жизни
Классическая психотерапия, использующая метод психоанализа, стремится к осознанию душевного. Логотерапия же стремится к осознанию духовного. Причем в силу специфики своего метода - экзистенциального анализа - она направлена на то, чтобы довести до сознания человека ответственность как основу основ человеческого бытия.
Ответственность же в каждом конкретном случае означает ответственность перед смыслом. Таким образом, вопрос о смысле человеческой жизни следует поставить в центр обсуждения. Действительно, этот вопрос является одним из наиболее частых среди тех, с которыми душевнобольной человек, находящийся в духовном смятении, обращается к врачу. Не врач начинает разговор об этом, а пациент, который прямо-таки атакует врача этим вопросом.
Сомнения в смысле бытия
Вопрос о смысле жизни - высказывается ли он прямо, или предполагается - является человечески понятным вопросом. Поэтому сам по себе факт того, что смысл жизни подвергается сомнению, не может быть выражением болезненного в человеке; это скорее выражение человеческого вообще, более того, самого человеческого в человеке. Ведь мы вполне можем представить себе высокоразвитые живые организмы, такие, как пчелы или муравьи, которые по некоторым аспектам их социальной организации, свойственным им, и похожим на человеческие структуры формам даже превосходят человеческое общество; однако никогда и ни при каких обстоятельствах мы не можем представить себе, чтобы какой-нибудь живой организм мог задать вопрос о смысле собственного бытия и этим самым подвергнуть его сомнению. Только человек оставляет за собой право подвергать свое бытие сомнению, и только одному ему свойственно переживать все сомнения в его смысле.
Приведу конкретный пример. Одного пациента направили в мою клинику по поводу его отчаяния в смысле своего существования. В беседе с ним выяснилось, что речь идет об эндогенном депрессивном состоянии. Обнаружилось, что сомнения в смысле жизни одолевали его отнюдь не в периоды депрессивных фаз, как этого следовало бы ожидать; более того, в эти периоды он был в такой степени настроен ипохондрически, что ни о чем подобном не мог и думать. Эти раздумья одолевали его лишь в здоровом состоянии! Другими словами, духовная нужда, с одной стороны, и душевная болезнь, с другой, в этом конкретном случае находились во взаимоисключающих отношениях. Но если даже в этом конкретном случае отчаяние и сомнение можно лишь в минимальной степени объяснить депрессией, то весьма вероятно, что при известных обстоятельствах они могли бы стать причиной обратного - привести к ноогенной депрессии. Вопрос о смысле бытия во всей своей радикальности может прямо-таки потрясти человека до основания. Это часто случается в пубертатном периоде, когда перед духовно зреющим и ищущим молодым человеком открывается сущностная проблематика человеческого бытия. Когда однажды учитель естествознания в средней школе, объясняя на уроке в классе, что жизнь организма, в том числе и человека, является в конечном счете не чем иным, как окислительным процессом, т. е. процессом сгорания, один из его учеников поднялся со своего места и задал ему страстный вопрос: "Да, но какой вообще смысл имеет тогда жизнь?" Этот молодой человек считал, что человеческое существование - это нечто иное, чем свеча, которая стоит на столе и сгорает до конца. Ее существование ( Хайдеггер сказал бы: "наличествование") можно назвать процессом сгорания - человеку же свойственна совершенно другая форма бытия. Человеческое бытие - это, прежде всего, сущностно обусловленное бытие, которое всякий раз помещено в историческое пространство, из системы координат которого его нельзя изъять. И эта система всегда определяется смыслом, пусть и неосознанным или даже вообще невыразимым. Суету в муравейнике можно с этой точки зрения назвать целенаправленной, но не осмысленной; с исчезновением категории смысла отпадает и то, что можно назвать историческим; муравьиное "государство" не имеет "истории".
Эрвин Штраус в своей книге "Событие и переживание" показал, что из жизненной реальности человека, из того, что Штраус называет "реальностью становления", нельзя изъять исторический фактор времени. Причем нельзя именно там, где человек (особенно при неврозе) "деформирует" эту реальность становления. Форму этой деформации представляет собой та попытка отхода от изначального способа человеческого бытия, которую Штраус характеризует как "презентативное существование". Под этим он понимает такое поведение, которое не опирается на прошлое, не направлено на будущее, а скорее соотносится только лишь с внеисторическим чистым настоящим. Подобное мы встречаем в бегстве невротика в своего рода эстетизм, в его бегстве в наслаждение искусством или в преувеличенное восхищение природой. Такой человек до известной степени забывает себя; можно даже сказать, забывает свои обязанности, живя в такие моменты вне всяких обязательств, которые вытекают из индивидуально-исторической осмысленности его бытия.
"Нормальный" (как в смысле усредненности, так и этической нормы) человек может и имеет право лишь в определенные периоды, и то лишь в определенной степени, иметь установку на "презентативное существование" - в те моменты жизни, когда он сознательно и на время отходит от обусловленной нормами ответственности и обязательств жизни (как, например, во время торжеств) и отдается упоению. В этом намеренно и искусственно созданном состоянии самозабвения человек время от времени сознательно освобождает себя от слишком большого груза своей сущностной ответственности. Западный человек, по крайней мере, постоянно находится под давлением ценностей, которые он должен творчески реализовывать, Это, однако, еще не означает, что нельзя быть опьяненным своим собственным творчеством, быть им оглушенным. За эту возможность хватается тот тип человека, которого Шелер охарактеризовал как индивидуума из-за средств реализации ценностей забывающего конечную цель (сами ценности). К этому типу относятся те люди, которые всю неделю напряженно работают, а в воскресенье - перед лицом пустоты и бессодержательности своей жизни, которые становятся им очевидны, - испытывают депрессию ( "невроз выходного дня") или страх пустоты и спасаются бегством в различные состояния опьянения.