Психоз 2
Шрифт:
Но у него не было ответа. За долгие годы работы он утратил способность разбираться в терминологии и едва ли мог отличить аллюзию от иллюзии.
Cogito, ergo sum. [117] Я мыслю, следовательно, я… что? Разумное существо? Но человек не разумен. Этому Клейборна научил опыт. Человек живет инстинктом, интуицией, и сам он — не исключение. Все, что дало ему образование, это набор терминов, понятный лишь посвященным. Он не мог вылечить сам себя, потому что толком себя не знал. Все, что есть у человека, это сознание, а сознание — явление преходящее; мы теряем его во сне, изменяем с помощью наркотиков, искажаем, эмоционально реагируя на что-либо, наконец, полностью отказываемся от него, когда более могущественные силы, скрытые внутри нас, берут верх. Сознание — это как стекло в окне: хрупкая защита, выставленная против тумана. Но туман есть и будет, вот он, снаружи, поджидает.
117
Мыслю, следовательно, существую (лат.).
Cogito, ergo sum— знаменитое изречение французского философа и математика Рене Декарта (1596–1650), которое впервые встречается в его трактате «Рассуждение о методе, имеющее целью верно направлять разум и отыскивать истину в науках» (1637) во французском варианте: «Je pense, done je suis». Впоследствии было повторено по-латыни в «Первоначалах философии» (1644, I, 7, 9).
Забудь о теории, забудь о логике. Попытайся увидеть то, что таится в тумане.Клейборн вздохнул, представляя себе, кого мог скрывать густой туман минувшей ночи. Котенка, спрятавшегося под деревом, человека с ножом. Норман, которому помешали добраться до Джан, обратил свое оружие против котенка. А почему бы и нет? Ночью все кошки серы…
В окно машины постучали. Он повернулся и увидел, как кто-то отдернул от стекла руку и приблизил к нему лицо.
— Эй, просыпайтесь! — произнес Рой Эймс.
Клейборн открыл дверь и вышел из машины.
— Я не спал, — сказал он. И тут же отметил про себя, что это подтверждает его вывод. Как легко можно потерять сознание… Эймс подъехал, а он и не слышал. Да любой мог бы подкрасться к нему под покровом тумана — даже Норман…
Клейборн отогнал от себя эту мысль и взглянул на часы.
— Десять минут девятого, — пробормотал он. — Вы опоздали.
— Извините, — сказал Эймс.
Ночной воздух был сырым и холодным. Клейборн повернулся и направился к входной двери.
— Ничего. Идемте в дом. Надеюсь, он предложит нам чего-нибудь выпить.
Эймс последовал за ним. Подойдя к двери, он нажал на кнопку звонка, и за дверью раздалась серебристая трель.
С минуту они стояли на темном крыльце. Затем Эймс позвонил еще раз. Звонок послушно отозвался, но к двери никто не подошел.
— Что бы это значило? — пробормотал Эймс. — Может, он передумал с нами встречаться?
— Сомневаюсь. — Клейборн окинул взглядом жалюзи на окне. — Внутри горит свет.
Эймс стукнул кулаком по двери, и та открылась.
— Не заперто, — сказал он. — Идемте.
В просторном двухэтажном холле они увидели лестницу с белыми перилами, которая, изгибаясь, убегала вверх возле дальней стены. Из-за дверей по обе стороны холла пробивался свет.
Рой Эймс приставил ко рту ладони.
— Есть кто-нибудь дома?
Ответа не последовало. Но тишину нарушали звуки музыки, доносившиеся справа из-за двери.
— Не слышит, — сказал Клейборн. — Наверное, смотрит телевизор.
Они вышли на середину холла, потом спустились по ступенькам, покрытым ковром, в небольшой кабинет, располагавшийся поодаль. Внутри никого не было, однако на экране, висевшем на стене, мелькали фигуры, а из динамиков слышалась мелодия заключительной части «Пиний Рима». [118]
— Здесь кто-то был. — Клейборн кивком указал на стулья, расставленные вокруг кофейного столика в центре комнаты, и на скопление стаканов и пепельниц на столешнице.
118
«Пинии Рима»(1924) — симфоническая поэма итальянского композитора, мастера оркестровой звукозаписи Отторино Респиги (1879–1936).
— Ну, как бы то ни было, теперь их нет. — Эймс скользнул взглядом мимо стеклянных дверей и увидел небольшую дверь в дальнем конце комнаты. — Может, он в туалете?
Но когда они пересекли комнату и вышли в коридор, то увидели, что дверь с левой стороны, ведущая в ванную, открыта и там никого нет. Равно как и в большой спальне напротив.
Эймс заглянул внутрь, не преминув отметить безвкусие обстановки:
— Ну и зеркала. Как в комнате смеха.
Клейборн кивнул. Возможно, это и была комната смеха, только музыка, доносившаяся из кабинета, не располагала к веселью. Призраки римских легионов шли по Аппиевой дороге, [119] и их поступь далеким эхом разносилась в ночи.
119
Аппиева дорога— первая римская мощеная дорога, проложенная с военно-стратегическими целями между Римом и Капуей и известная в древности как regina viarum, или «царица дорог». Строительство было начато в 312 г. до н. э. при цензоре Аппии Клавдии Слепом (чье имя увековечено в названии); позднее, ок. 244 до н. э., дорога была доведена до Брундизия ( совр.Бриндизи) и ее общая протяженность составила более 570 км. Сохранилась до наших дней, частично асфальтирована и пригодна для проезда.
Клейборн повернулся, а Эймс тем временем направился в другую сторону, привлеченный полоской света из комнаты в дальнем конце коридора. Он подождал, пока Клейборн подойдет к нему, и затем они вместе заглянули в кухню.
Как и большинство помещений дома, она была непомерных размеров и страдала избытком декора. По прихоти оформителя была использована отделка дубом от пола до верхних балок. Плита у стены, шкафы, шкафчики, раковина, встроенный холодильник и морозильник были декорированы темной дубовой панелью, которая поглощала и без того тусклый верхний свет. С длинной полки в центре кухни свисали ножи и предметы кухонной утвари, которые, напротив, ярко сверкали отраженным светом.
Сощурившись от блеска ножей, Клейборн тотчас вспомнил оружейную комнату в реквизиторском отделе студии. Однако этиножи не были реквизитом, как и массивная дубовая колода.
Это была старинная колода мясника, достаточно большая, чтобы на ней уместилась четверть быка, и большой нож, воткнутый в ее край, выглядел вполне пригодным к работе. Вот только работа была уже сделана.
На колоде лежал округлый кусок окровавленного мяса. Это была голова Марти Дрисколла.
33
Санто Виццини подвел Джан к помещению в дальнем конце павильона, расположенному возле декорации, изображавшей душевую. Поднявшись на ступеньку, он открыл дверь, за которой горел свет.
— Ваша гримерка, — сказал он.
Джан заглянула внутрь, и ее лицо осветилось радостью, когда она увидела театральное зеркало в человеческий рост, столик, диван и кресло, а также ковер на полу.
— Вот здорово!
Виццини кивнул. С его стороны было мудро позаботиться об этих мелочах, тем самым дав понять девушке, что ей оказывается должное внимание.