Псион
Шрифт:
Я подумал о том, что я стал телепатом вопреки всему, и увидел, что линии энергии пси приобретают жизненную силу. Возможно, я рожден для того, чтобы использовать эту энергию. С третьим глазом, с Шестым Чувством, с Дополнительным Ухом… Я думал о том, что кричало в запертой клетке в основании пирамиды моего разума… О том, наконец, что я слишком много думаю. Я взял еще одну таблетку.
— Тебе известно, что значит «сцепка»?
Я покачал головой.
— Это контакт разумов телепата и псиона, настолько спаянный и неразделимый, что их умы превращаются в один — каждый открыт другому полностью, без единой сокрытой мысли. Потоки их пси-энергий взаимодействуют на высшей функциональной ступени и способны на
— Вам приходилось это делать? — спросил я, потому что он ожидал какого-то отклика.
— Однажды. — Он разжал кулаки; я никогда не слышал столько счастья и тоски, одновременно прозвучавших в единственном слове. — Полная сцепка встречается чрезвычайно редко. Это почти невозможно — не более чем один-два псиона способны на это. Должно получиться редчайшее сочетание высокой возможности и глубочайшей потребности.
Он взглянул на меня, и я прочел в его глазах, что мне никогда не удастся достичь подобной сцепки, если только мой разум не перестанет гоняться за своим собственным хвостом.
— Я не могу себе представить, что когда-нибудь захочу слиться с кем-нибудь таким образом. — Я отодвинулся подальше от него.
Он последовал моему примеру и вздохнул.
— Что ж, путешествие в тысячу миль начинается с первого шага!
Но на следующие шаги понадобилось еще больше времени. С тех пор как я смог установить контакт, Кортелью принялся обучать меня всему, что помогло бы мне управлять этим умением. Я не понимал, как важны те упражнения, что нам приходилось делать. И после них я все равно не понимал, что со мной происходит.
Кортелью утверждал, что мне легче было бы работать со спецами, которые сами не были псионами: их уровень концентрации и контроля находился на столь низком уровне, что любой телепат мог без труда нейтрализовать их. Однако соперничество с другими псионами — это другое дело. Кортелью объяснил, что натренированные телепаты способны создать образ, который затем внедряется в другое сознание, а также обнаруживать в нем нужную информацию, исследовать все его потаенные уголки и возвращаться обратно. Я также узнал, что некоторые телепаты могли охранять этот образ возведением так называемого щита, то есть помещать его в лабиринтах другой информации и образов, или отводить в резерв, чем достигался обманный маневр — пуск разума вторгшегося телепата по ошибочному пути. Большинство псионов лучше защищали себя от чтения своих мыслей, чем обычные люди, потому что отлично контролировали собственный рассудок. Кортелью хотел добиться, чтобы я превзошел его, то есть я должен был отражать его вторжение в мой мозг. Но я не имел контроля над своим разумом, в отличие от него. Я узнал, что если один телепат умеет посылать образы в нужном направлении, а другой — нет, то новичку трудно сохранить тайны, вне зависимости от того, сколько усилий он затрачивает на самозащиту. Чтобы доказать это, Кортелью специально раздражал или злил меня. Я мгновенно забывался, и Кортелью победоносно врывался в мой мозг. Однако он обычно не доходил до самых глубин — это было не нужно. Использование телепатии по-прежнему давалось мне с трудом, а каждое вторжение Кортелью продолжало вызывать во мне бешенство.
Иногда казалось, что он атаковал меня просто для самоутверждения. Для такого мягкого материала, как я, он был закаленной сталью.
И как я ни старался, мне никак не удавалось обвести его вокруг пальца, и это тормозило все дело.
Но, в конце концов, в результате работы с Кортелью я стал настоящим телепатом. Или думал, что стал, даже если никто больше так не считал. Во всяком случае, Гоба заявил, что у него нет времени волноваться по пустякам, когда послал меня на встречу с другими псионами Зибелинга.
Глава 3
Псионы сидели на стульях, расставленных кругом в комнате с перламутровыми стенами и кафельным полом; их было человек двенадцать. Окно выходило в небо.
Зибелинг стоял посреди комнаты, когда я вошел. Он хмуро посмотрел на меня, как будто я опоздал, и произнес:
— Это Кот. Он владеет телепатией.
Все замолчали. Я заметил рыжеволосую женщину, ту самую, которую я видел в первый день; она разглядывала меня. Мне не хотелось идти к этим людям, зная, что они обо мне подумают и наверняка поднимут на смех. Какого черта они меня разглядывали? Вдруг я увидел женщину, которая некогда дала мне шарфик. Она тоже глядела на меня, но выражение ее глаз изменилось. Неожиданно я посмотрел на себя как бы со стороны и увидел опрятного, чисто одетого молодого человека в новом комбинезоне. Я больше не грязный оборванец, измазанный красителем. Кроме того, я понял, что сидящие в комнате люди тоже не были знакомы друг с другом.
Неожиданно для себя я успокоился, и все встало на свои места.
На губах женщины появилась полуулыбка, она потупила глаза. Я прошел в комнату, сел на пустое место, извлек упаковку с камфорой и отправил таблетку в рот. Только сейчас я заметил Кортелью, который сидел среди псионов. Он кивнул мне.
Зибелинг заговорил о том, что большинство псионов ощущают страх или стыд оттого, что не осознают свои возможности, а общество их не понимает. Научившись контролировать свой разум так же, как свое тело, псионы могут почувствовать себя такими же нормальными людьми, как все, понять, что быть псионом хорошо и почетно. Он называл способности псионов Даром и убеждал, что это не должно травмировать его обладателей, а, напротив, призвано быть предметом гордости.
Научить управлять Даром — цель исследований института. Он произносил свою речь улыбаясь, и слова его были наполнены гордостью и воодушевлением. Я никогда раньше не видел Зибелинга таким — он совершенно преобразился. Я смотрел на лица слушателей, у многих — просветленные.
После того как он закончил, мы приступили к новым упражнениям. Зибелинг поставил свечу на стол, повернулся к ней спиной и объявил, что сейчас мы будем использовать Дар, чтобы зажечь ее. Держа в воздухе зажигалку, он чиркнул ее и при помощи телекинеза послал огонь к свече. Пламя прошло мимо него по воздуху, и свеча зажглась. Зибелинг погасил свечу и передал зажигалку той женщине, которая улыбалась мне.
— Джули?
Не знаю почему, но меня удивило, что Зибелинг — тоже псион. Многое сразу прояснилось. Джули поднялась, и вот она уже стояла рядом со свечой, затем опять сидела, и все это в мгновение ока: она умела телепортироваться. Свеча уже горела, и зажигалка уже лежала на столе. Зибелинг кивнул.
Кто-то из присутствующих мысленным приказом поднял зажигалку в воздух, и она пролетела, вращаясь. Зибелинг поймал ее и бросил мне.
— А что я должен с ней делать? Я не владею телекинезом.
Зибелинг не ответил. Я сидел, чувствуя себя глупым и раздраженным, и внезапно в моей голове возникли слова:
— (Эй, телепат, попроси меня зажечь ее.) Я огляделся и увидел человека, который подбадривающе улыбнулся мне. Это был Кортелью. Я вопросительно посмотрел на него, но он покачал головой.
— (Попроси меня.) — Кортелью открыл сознание для контакта.
Сцепив зубы, я подумал:
— (А не зажжете ли вы свечу?)
Он мигнул:
— (Не ори так. С удовольствием.)
Я бросил ему зажигалку. Он протянул руку и зажег свечу. Зибелинг кивнул и передал зажигалку следующему. Она обошла сидящих в кругу, и под конец мне это уже стало нравиться.