ПСС, т. 10. Стерильно чистые убийства
Шрифт:
— Скажите мне ради всего святого, каким образом труп Марша оказался в том же частном морге, в котором мы оставили Вики, лейтенант?
— Я собирался задать вам тот же самый вопрос.
— У меня буквально стынет кровь, — пробормотал он, — стоит мне подумать, как мы бросили ее одну-одинешеньку в гробу среди ночи, в то время, как тело Марша находилось в том же помещении! — Его губы сжались в твердую линию. — Одно несомненно: эта история полностью излечила меня от пристрастия ко всякого рода розыгрышам.
— Я счастлив, что Роберт Марш умер не напрасно, доктор! —
Темные циничные глаза яростно всматривались в меня несколько секунд.
— Вы омерзительный сукин сын! — элегантно выразился доктор Ландау. — Мне бы хотелось…
Энергичный стук в дверь не дал ему сформулировать его сокровенное желание относительно моего ближайшего будущего. Дверь отворилась, в комнату вошла блондинка в ослепительно белом халате. В руках у нее был поднос с кофе.
— Я подумала, что вы, доктор, возможно, выпьете кофе, — произнесла она деловито. — Вики только что рассказала мне о ночной трагедии. Я очень жалею доктора Марша. Он был хорошим товарищем, всегда готовым прийти на помощь. Мне его будет очень не хватать.
— Лейтенант, это Кэй Аллен, одна из моих ассистенток.
Девушка поставила поднос на стол, затем повернулась и равнодушно посмотрела на меня:
— Доброе утро, лейтенант.
Ее очень светлые волосы были зачесаны назад и стянуты узлом над шеей. Сквозь стекла очков в тяжелой черной оправе были видны небесно-голубые глаза, такие же «теплые», как полярный ветер. Ее лицо, вероятно, было чисто вымыто каким-то асептическим составом, на нем не было даже намека на косметику. Возможно, под белым медицинским халатом скрывалась превосходная фигура, но ее туго накрахмаленный панцирь был непроницаем, так что все оставалось на уровне предположений.
— Не та ли это Кэй Аллен, — сказал я, подчеркивая каждое слово, — которая отличается сексуальным чувством юмора.
— Прошу прощения? — Голос у нее явно «дал петуха».
— Девушка, которая посчитала, что саван из прозрачного черного шелка внесет ноту экстравагантности в стиль частных похоронных бюро в этом году, — объяснил я. — «Выглядеть элегантно, когда ты проснешься, издавая вопль ужаса» — таков был ваш девиз, мисс Аллен?
— Ах, это! — произнесла она брезгливо и демонстративно отвернулась от меня. — Я принесла вторую чашку для лейтенанта, доктор. Вы хотите, чтобы я налила кофе?
— Благодарю вас, — кивнул Ландау. — И не обижайтесь на довольно ядовитые комментарии лейтенанта. Все более сложное, чем нападение на винный магазин какого-нибудь недоросля, вооруженного игрушечным пистолетом, смущает его. Естественно, его целенаправленный интеллект протестует против всего, что хотя бы отдаленно напоминает сложную проблему, и он старается отыграться на детских оскорблениях и инфантильном остроумии. Такова неизбежная рационализация неполноценного ума.
— Конечно! — злобно подтвердила она.
Повернувшись ко мне спиной, блондинка перегнулась через стол и принялась наливать кофе.
— Без сливок, благодарю вас, — вежливо произнес я. — Разрешите задать вам личный вопрос, мисс Аллен.
Скажите, женщины, облаченные в белые халаты, всегда носят черное белье
Ее рука слегка дрогнула, на подносе образовалась блестящая лужица кофе.
— Если бы мне потребовалось какое-то доказательство моего предыдущего замечания! — фыркнул Ландау.
— Вы психиатр, доктор, — твердо произнесла Кэй Аллен. — Что вы думаете? Он нуждается в помощи?
— Вы биолог, Кэй, — хохотнул он. — Что вы думаете о генах?
Она придвинула ко мне чашку кофе и холодно уставилась на мое лицо. Прошло секунд пять, затем она кивнула.
— Напряжение совершенно ясно прослеживается. — Говорила она, явно обращаясь к Ландау, хотя не отводила от меня равнодушного взгляда. — Черные волосы, голубые глаза, белая кожа предполагают нордический тип, разумеется. Легкомысленный тон и поведение — маскарад. С его генами все в порядке, так что он относится к вашему департаменту, доктор.
Она повернулась и как будто непреднамеренно подошла к столу.
— Эти разговоры о черном нижнем белье — пристрастие, как я полагаю? Примитивное табу? Или комплекс на цвета, белый символизирует непорочность, как вы считаете?
— Теперь, Кэй, — добродушно загудел доктор, — вы занимайтесь генами, а я уж займусь комплексами. И…
— А мне, по всей вероятности, поручено заняться непорочными девами, — вмешался я, не скрывая раздражения. — Из числа блондинок-биологов, которые воображают, будто саван может доставить больше удовольствия, нежели простыня на кровати. Вам известен тот тип, который я имею в виду… — Тут я посмотрел ей прямо в глаза. — Эти чистюли — или мне следует назвать их стерильными созданиями? — куколки-недотроги, которые прячутся за накрахмаленными одеждами, очками и оскорблениями. Любой мужчина скажет вам, что такого рода особы до смерти боятся, что кто-нибудь станет к ним приставать, а им это даже понравится. Вся беда в том, что никто не захочет, но им-то это неизвестно. Грустно, не так ли?
Два красных пятна появились на щеках Кэй Аллен, она взглянула на меня с откровенной ненавистью и выбежала из офиса. Дверь шумно захлопнулась, я не стал скрывать от Ландау чувства удовлетворения.
— Как я справился с задачей в качестве психолога-любителя? — поинтересовался я.
— Вы очень расстроили бедняжку Кэй, разве можно быть таким злым?
— Верно, я расстроил ее гораздо сильнее, нежели известие об убийстве Роберта Марша, — задумчиво произнес я. Сколько у вас здесь людей, доктор?
— Кроме женщины, которая ежедневно приходит делать уборку, только научно-исследовательская бригада и Вики. Она готовит нам еду и по-матерински печется о нас, понимаете? Нас осталось четверо, когда не стало бедняги Марша. Я сам, психиатр; Кэй, как вам уже известно, биолог; химик Луи Жерар и второй психиатр Теодор Алтман.
— Какого рода исследованиями вы занимаетесь? — полюбопытствовал я.
— В основном психофармакологией.
— Наркотиками?
— Можно сказать и так.
Я слегка приподнял брови.