ПСС, т.1

Ленин Владимир Ильич

Не говорите ли вы сами ниже такой вещи:

«Не хотят понять пассивные друзья народа той простой вещи, что в обществе все действующие силы слагаются, обыкновенно, в две равнодействующие, взаимно-противоположные, и что пассивные силы, не принимающие, по-видимому, участия в борьбе, служат только той силе, которая в данную минуту имеет перевес» (с. 132).

Разве деревня не подпадает под эту характеристику, разве она — какой-нибудь осо­бый мир, в котором

— до крайних пределов. Ред. — пожелания, требования. Ред.

ЭКОНОМИЧЕСКОЕ СОДЕРЖАНИЕ НАРОДНИЧЕСТВА 357

нет этих «взаимно-противоположных сил» и борьбы, чтобы о ней можно было говорить огулом, не боясь сыграть на руку «имеющей перевес силе»? Разве, раз уже речь пошла о борьбе, основательно начинать с того, где содержание этой борьбы загромождено ку­чей посторонних обстоятельств, мешающих твердо и окончательно отделить друг от друга эти взаимно-противоположные силы, мешающих видеть ясно главного врага? Не очевидно ли, что та программа, которую выставляет автор в конце статьи, — образова­ние, расширение крестьянского землевладения, уменьшение податей — не в состоянии затронуть ни на йоту того, кто имеет перевес, а последний пункт программы — «орга­низация народной промышленности» — уже предполагает, ведь, что борьба не только была, но, сверх того, что она уже кончилась победой? Ваша программа сторонится от того антагонизма, наличность которого вы сами не могли не признать. Поэтому она и не страшна хозяевам «новомещанского наслоения». Ваша программа — мелкобуржуаз­ная мечта. Вот почему только и годна она на то, чтобы быть «либеральным паспортом».

«Люди, для которых деревня есть отвлеченное понятие, а мужик — отвлеченный Нарцис, даже дума­ют плохо, когда говорят, что деревню нужно только хвалить и утверждать, что она отлично противостоит всем разрушающим ее влияниям. Если деревня поставлена в такие условия, что каждый день должна биться из-за копейки, если ее обирают ростовщики, обманывают кулаки, притесняют помещики, если ее иногда секут в волостном правлении, то разве это может оставаться без влияния на ее нравственную сто­рону?.. Если рубль, эта капиталистическая луна, выплывает на первый план деревенского ландшафта, если на него обращаются все взоры, все помыслы и душевные силы, если он становится целью жизни и мерилом способностей личности, то разве можно скрывать этот факт и говорить, что мужик есть такой Косьма-бессребреник, которому вовсе не нужны деньги? Если в деревне заметны стремления к розни, расцветает пышным цветом кулачество и стремится к закабалению слабейшего крестьянства в батраки, к разрушению общины и т. д., то разве можно, спрашиваю я, скрывать все эти факты?! Мы можем желать более обстоятельного и всестороннего их исследования, можем объяснять их себе гнетущими условиями бедности (с голоду люди воруют, убивают, а в крайних случаях даже едят друг друга), но скрывать их совсем невозможно.

358 В. И. ЛЕНИН

Скрывать их значит защищать statum quo , значит защищать пресловутое laissez faire, laissez aller , пока грустные явления не примут ужасающих размеров. Подрумянивать истину вообще всегда излишне».

Опять-таки, как хороша эта характеристика деревни и как мелки выводы из нее! как верно подмечены факты и как мизерно объяснение, понимание их! Снова видим мы тут гигантскую пропасть между desiderat'aMH насчет защиты труда и средствами их осуще­ствления. Капитализм в деревне — это для автора не более как «грустное явление». Не­смотря на то, что он видит такой же капитализм и в городе в крупных размерах, видит, как капитализм подчинил себе не только все области народного труда, но даже и «про­грессивную» литературу, преподносящую буржуазные меры от имени народа и во имя народа, — несмотря на это, он не хочет признать, что дело в особой организации наше­го общественного хозяйства, и утешает себя мечтами, что это только грустное явление, вызванное «гнетущими условиями». А если-де не держаться теории невмешательства, тогда можно устранить эти условия. Да, если бы да кабы! Но никогда еще не бывало на Руси политики невмешательства; всегда было вмешательство... в пользу буржуазии, и только сладкие грезы «послеобеденного спокойствия» могут породить надежду на из­менение этого без «перераспределения социальной силы между классами», как говорит г. Струве.

«Мы забываем, что обществу нашему нужны идеалы — политические, гражданские и иные — глав­ным образом для того, чтобы, запасшись ими, можно было уже ни о чем не думать, что ищет оно их не с юношеской тревогой, а с послеобеденным спокойствием, что разочаровывается оно в них не с душевны­ми муками, а с легкостью аркадского принца. Таково, по крайней мере, громадное большинство нашего общества. Ему, собственно говоря, и не нужно никаких идеалов, потому что оно сыто и вполне удовле­творяется утробными процессами».

Превосходная характеристика нашего либерально-народнического общества.

— существующее положение. Ред. — предоставьте событиям идти своим чередом. Ред.

ЭКОНОМИЧЕСКОЕ СОДЕРЖАНИЕ НАРОДНИЧЕСТВА 359

Спрашивается, кто же теперь последовательнее: «народники» ли, продолжающие во­зиться и нянчиться с этим «обществом», угощающие его изображением ужасов «гря­дущего» капитализма, «грозящего зла» , как выразился автор статьи, призывающие его представителей сойти с неправильного пути, на который «мы» уклонились и т. д., — или марксисты, которые так «узки», что резко отграничивают себя от общества и счи­тают необходимым обратиться исключительно к тем, кто не «удовлетворяется» и не может удовлетвориться «утробными процессами», для кого идеалы — нужны, для кого они являются вопросом повседневной жизни.

Это — отношение институтки, — продолжает автор. Это

«свидетельствует о глубоком развращении мысли и чувства... никогда еще не было такого прилично­го, лакированного, такого невинного и вместе с тем глубокого разврата. Разврат этот есть целиком дос­тояние нашей новейшей истории, достояние мещанской культуры [т. е. буржуазных, капиталистических порядков, точнее сказать. К. Т.], развившейся на почве барства, дворянского сентиментализма, невежест­ва и лени. Мещанство принесло в жизнь свою науку, свой нравственный кодекс и свои софизмы».

Казалось бы, автор настолько верно оценил действительность, чтобы понять и един­ственно возможный выход. Ежели все дело в нашей буржуазной культуре, — значит, не может быть иных «залогов будущего», кроме как в «антиподе» этой буржуазии, потому что он один окончательно «дифференцирован» от этой «мещанской культуры», оконча­тельно и бесповоротно враждебен ей и неспособен ни на какие компромиссы, из кото­рых так удобно выкраивать «либеральные паспорта».

Но нет. Можно еще помечтать. «Культура» — действительно одно «мещанство», один разврат. Но ведь это только результат старого барства (сам же сейчас признал, что она создана новейшей историей, той историей, которая именно и уничтожила старое барство)

Грозящего чему? утробным процессам? Капитализм не только не «грозит» им, а, напротив, обещает тончайшие и изысканнейшие яства.

360 В. И. ЛЕНИН

и лени — нечто, значит, случайное и не имеющее прочных корней и т. д., и т. д. Начи­наются фразы, не имеющие никакого смысла, кроме отворачивания от фактов и сенти­ментального мечтания, закрывающего глаза на наличность «взаимно-противоположных сил». Слушайте:

«Ему (мещанству) нужно водворить их (науку, нравственный кодекс) на кафедре, в литературе, в суде и в других пунктах жизни. [Выше мы видели, что оно уже водворило их в таком глубоком «пункте жиз­ни», как деревня. К. Т.] Оно прежде всего не находит для этого достаточно годных людей и, по необхо­димости, обращается к людям других традиций. [Это русская-то буржуазия «не находит людей»?! Не стоит и опровергать этого, тем более, что автор сам себя ниже опровергнет. К. Т.] Люди эти не знают дела [русские капиталисты?! К. Т.], шаги их неопытны, движения неуклюжи [достаточно «знают дело», чтобы получать десятки и сотни процентов прибыли; достаточно «опытны», чтобы практиковать повсе­местно track-system¹⁰³; достаточно ловки, чтобы получать покровительственные пошлины. Только тому, кто непосредственно и прямо не чувствует на себе гнета этих людей, только мелкому буржуа и могла померещиться такая фантазия. К. Т.]; они стараются подражать западноевропейской буржуазии, выписы­вают книжки, учатся [вот уже автор сам должен признать фантастичность сочиненного им сейчас мечта­ния: будто у нас «мещанская культура» развилась на почве невежества. Неправда. Именно она принесла пореформенной России ее культурность, «образованность». «Подрумянивать истину», изображать врага бессильным и беспочвенным «вообще всегда излишне». К. Т.]; порой их берет сожаление о прошлом, а порой раздумье о будущем, так как слышны откуда-то голоса, что мещанство есть только наглый вре­менщик, что наука его не выдерживает критики, а нравственный кодекс и совсем никуда не годится».

Это русская-то буржуазия грешит «сожалением о прошлом», «раздумьем о буду­щем»?! Подите вы! И охота же людям самих себя морочить, клеветать так необъятно на бедную русскую буржуазию, будто она смущалась голосами о «негодности мещанст­ва»! Не наоборот ли: не «смутились» ли эти «голоса», когда на них хорошенько при­крикнули, не они ли это проявляют «раздумье о будущем»?..

И подобные господа удивляются еще и прикидываются непонимающими, за что их называют романтиками!

ЭКОНОМИЧЕСКОЕ СОДЕРЖАНИЕ НАРОДНИЧЕСТВА 361