ПСС том 8
Шрифт:
ШАГ ВПЕРЕД. ДВА ШАГА НАЗАД 361
определенным крылом партии. Говоря об анархическом индивидуализме и советуя «временами» закрывать глаза на нарушение дисциплины, «иногда» уступать интеллигентской распущенности, которая «коренится в чувстве, не имеющем ничего общего с преданностью революционной идее», тов. Плеханов, видимо, забывал, что надо считаться также и с доброй волей большинства партии, что надо предоставить определение мерыуступок анархическим индивидуалистам именно практикам.Насколько легка литературная борьба с детским анархическим вздором, настолько же трудна практическая работа с анархическим индивидуалистом в одной и той же организации. Литератор, который взял бы на себя определение меры возможных анархизму уступок на практике, обнаружил бы этим только свое непомерное, поистине доктринерское, литераторское самомнение. Тов. Плеханов величественно замечал (для ради важности, как выражался Базаров 117), что в случае нового раскола рабочие перестанут понимать нас, и в то же время сам полагал начало бесконечному
Мы спорили горячо и страстно в некотором закрытом помещении. Вдруг один из нас вскакивает, распахивает окно на улицу и начинает кричать против Собакевичей, анархических индивидуалистов, ревизионистов и пр. Естественно, что на улице собралась толпа любопытных зевак и что враги наши принялись злорадствовать. Другие участники спора тоже подходят к окну, выражая желание рассказать дело толково с самого начала и без намеков на то, чего не ведает никто. Тогда окно захлопывается: не стоит-де говорить о дрязгах(«Искра» № 53, стр. 8, столб. 2, строка 24 снизу). Не стоило начинать в «Искре»разговора о «дрязгах», тов. Плеханов 119, — вот это будет правда!
362 В. И. ЛЕНИН
тов. Плеханова, вследствие абстрактности его рассуждений и неясности его намеков, вызвала ликование в рядах врагов социал-демократии: и канкан на страницах «Революционной России» и восторженные похвалы последовательных ревизионистов «Освобождения». Источник всех этих забавных и грустных недоразумений, из которых так забавно и так грустно выпутывался потом тов. Плеханов 120, лежал именно в нарушении основного положения диалектики: разбирать конкретные вопросы надо во всей их конкретности. В частности, восторги г. Струве были совершенно естественны: ему не было дела до тех «хороших» целей (kill with kindness), которые преследовал (но мог и не достигнуть) тов. Плеханов; г. Струве приветствовал и не мог не приветствовать тот поворот в сторону оппортунистического крыла нашей партии,который начался в новой «Искре», как видят теперь все и каждый. Не одни только русские буржуазные демократы приветствуют каждый, хотя бы самый мелкий и временный, поворот к оппортунизму во всех социал-демократических партиях. В оценке умного врага реже всего бывает сплошное недоразумение: скажи мне, кто тебя хвалит, и я тебе скажу, в чем ты ошибся. И напрасно рассчитывает тов. Плеханов на невнимательного читателя, думая представить дело так, что большинство безусловно восставало против личной уступки насчет кооптации, а не против перехода с левого крыла партии на правое. Вовсе не в том суть, что тов. Плеханов, во избежание раскола, сделал личную уступку (это весьма похвально), а в том, что, вполне признавши необходимость споритьс непоследовательными ревизионистами и анархическими индивидуалистами, он предпочел спорить с большинством, с которым он разошелся из-за мерывозможных практических уступок анархизму. Вовсе не в том суть, что тов. Плеханов изменил личный состав редакции, а в том, что он изменил своей позиции спора с ревизионизмом и анархизмом, перестал отстаивать эту позицию в ЦО партии. Что касается до TTC который тогдавыступал в качестве единственного организованного представителя большинства, то с ним (ЦК) тов. Плеханов разошелся
ШАГ ВПЕРЕД. ДВА ШАГА НАЗАД 363
тогда исключительно из-за меры возможных практических уступок анархизму.Прошел почти месяц с 1 ноября, когда я своим уходом развязал руки политике kill with kindness. Тов. Плеханов имел полнейшую возможность путем всяческих сношений проверить пригодность этой политики. Товарищ Плеханов выпустил в это время в свет статью «Чего не делать», которая была — и остается— единственным, так сказать, входным билетом мартовцев в редакцию. Лозунги: ревизионизм (с которым следует спорить, щадя противника) и анархический индивидуализм (который надо обхаживать, убивая посредством мягкости) напечатаны на этом билете внушительным курсивом. Пожалуйте, господа, милости просим, я вас убью посредством мягкости, — вот что говорит тов. Плеханов этим пригласительным билетом своим новым коллегам по редакции. Естественно, что ЦК оставалось только сказать свое последнее слово (ультиматум, это и значит: последнее слово о возможном мире) о мере допустимых, с его точки зрения, практических уступок анархическому индивидуализму. Либо вы хотите мира, — и тогда вот вам такое-то количество местечек, доказывающих нашу мягкость, миролюбие, уступчивость etc. (больше не можем дать, гарантируя мир в партии, мир не в смысле отсутствия споров, а в смысле неразрушения партии анархическим индивидуализмом), берите эти местечки и поворачивайте помаленьку опять от Акимова к Плеханову. Либо вы хотите отстоять и развивать свою точку зрения, повернуть окончательно (хотя бы в области организационных только вопросов) к Акимову, убедить партию в правоте вашей против Плеханова, — тогда берите себе литературную группу, получайте представительство на съезде и начинайте честной борьбой, открытой полемикой завоевывать себе большинство. Эта альтернатива, совершенно ясно поставленная перед мартовцами в ультиматуме Центрального Комитета от 25 ноября 1903 г. (см. «Осадное положение» и «Комментарий к протоколам Лиги» ), находится в полнейшем
Я, разумеется, оставляю без разбора
364 В. И. ЛЕНИН
соответствии с моим и Плеханова письмом от 6 октября 1903 г. к бывшим редакторам: либо личное раздражение (и тогда можно, на худой конец,и «кооптировать»), либо принципиальное расхождение (и тогда надо сначалаубедить партию, а потом уже заговаривать о переделке личного состава центров). Предоставить решение этой деликатной дилеммы самим мартовцам ЦК мог тем более, что именно в то времятов. Мартов писал в своем profession de foi («Еще раз в меньшинстве») следующие строки:
«Меньшинство претендует на одну честь— дать первый в истории нашей партии пример того, что можно, оказавшись «побежденными», не образовать новой партии.Такая позиция меньшинства вытекает из всех его взглядов на организационное развитие партии, она вытекает из сознания своей крепкой связи с предыдущей партийной работой. Меньшинство не верит в мистическую силу «бумажных революций» и видит в глубокой жизненной обоснованностисвоих стремлений залог того, что чисто идейной пропагандой внутри партии оно добьется торжества своих организационных принципов».(Курсив мой.)
Какие это прекрасные, гордые слова! И как горько было убедиться на опыте, что это — только слова...
Тов. Травинский, ведший переговоры от имени ЦК, письменно сообщил мне, что считает меня вправе печатать вне «Искры» мое письмо в редакцию.
Одно только словечко тов. Мартова особенно мне понравилось. Это словечко — «бонапартизм худшего сорта». Я нахожу, что тов. Мартов выдвинул эту категорию весьма кстати. Давайте посмотрим хладнокровно, что означает это понятие. По-моему, оно означает приобретение власти путем формальнозаконным, но по существу делавопреки воле народа (или партии). Не так ли, тов. Мартов? Л если так, то я спокойно предоставляю публике судить, с чьей стороны был этот «бонапартизм худшего сорта», со стороны ли Ленина и Игрека, которые могли воспользоваться своим формальнымправом не пускать мартовцев, опираясь притом на волю II съезда, но не воспользовалисьэтим правом; — или же со стороны тех, кто формально правильнозанял редакцию («единогласная кооптация»), зная, что это по существу не отвечает воле II съезда,и боясь проверки этой воли III съездом? — символ веры, программа, изложение миросозерцания. Ред.
ШАГ ВПЕРЕД. ДВА ШАГА НАЗАД 365
Вы уже меня извините, товарищ Мартов, а теперь я заявляю претензию от имени большинствана эту «честь», которой вы не заслужили.Честь эта будет действительно большая, из-за которой стоит повоевать, потому что традиции кружковщины оставили нам в наследие необыкновенно легкие расколы и необыкновенно усердное применение правила: либо в зубы, либо ручку пожалуйте.
Большое удовольствие (иметь единую партию) должно было перевесить и перевесило маленькие неприятности (в виде дрязг из-за кооптации). Я ушел из ЦО, товарищ Игрек (делегированный мной и Плехановым в Совет партии от редакции ЦО) ушел из Совета. Мартовцы ответили на последнее слово TTC о мире письмом (см. цитированные издания), равносильным объявлению войны. Тогда, и только тогда, я пишу письмо в редакцию (№ 53 «Искры») о гласности . Если, дескать, говорить о ревизионизме, спорить о непоследовательности и об анархическом индивидуализме, о поражении разных руководителей, то давайте, господа, расскажем все, без утайки, как дело было — вот содержание этого письма о гласности. Редакция отвечает на него сердитой бранью и великолепным назиданием: не смей поднимать «мелочи и дрязги кружковой жизни»(№ 53 «Искры»). Ах, вот как, думаю про себя: «мелочи и дрязги кружковой жизни»... es ist mir recht, господа, с этим-то я согласен. Ведь это значит, что возня с «кооптацией» прямо относится вами к кружковым дрязгам.Это правда. Но что же это за диссонанс, если в передовой статье того же № 53, та же (будто бы та же) редакция поднимает толки о бюрократизме, формализме и прочем . Ты не смеешь поднимать вопроса о борьбе за кооптацию в ЦО, ибо это дрязги. А мы будем поднимать вопрос
* См. настоящий том, стр. 93—97. Ред.
Как оказалось впоследствии, «диссонанс» объясняется весьма просто диссонансом в составе редакции ЦО. О «дрязгах» писал Плеханов (см. его признание в «Грустном недоразумении», № 57), а передовую «Наш съезд» — Мартов («Осадное положение», стр. 84). Кто в лес, кто по дрова.
366 В. И. ЛЕНИН
о кооптации в TTC и называть это не дрязгой, а принципиальным расхождением о «формализме». — Нет уже, думаю, дорогие товарищи, позвольте вам этого не позволить. Вы хотите стрелять по моему форту, а от меня требуете выдать вам артиллерию. Шутники! И я пишу и печатаю отдельно от «Искры» «Письмо в редакцию» («Почему я вышел из редакции «Искры»?») , рассказываю там вкратце, как дело было, и осведомляюсь паки и паки, возможен ли мир на основании такого распределения: вам Центральный Орган, нам Центральный Комитет. Ни одна сторона не будет себя чувствовать «чужой» в своей партии, и мы поспорим насчет поворота к оппортунизму, поспорим сначала в литературе, а потом, может быть, и на третьем съезде партии.