Шрифт:
Annotation
Продолжение дневника Шеннона. Первая глава (пробная)
Пауллер Олег
Пауллер Олег
Псы Войны 2. Кровь в хрустале. Глава 1. Наследство Шеннона (черновик)
ПСЫ ВОЙНЫ – 2 . КРОВЬ В ХРУСТАЛЕ .
ГЛАВА I .
– - ТРЕВОЖНОЕ УТРО
Ещё было темно, когда Вайант Окойе проснулся от какого-то внутреннего толчка. Он открыл глаза и посмотрел наверх: там смутно белел марлевый полог, которым была прикрыта его двуспальная кровать. Рядом посапывала секретарша: Кати как-то сама собой оказалась в его постели ещё пару месяцев назад. Доктор скрывал и стыдился этой связи, но ничего не мог с этим поделать: настырная девка прекрасно знала делопроизводство, говорила на трёх языках и вообще была толковой домоправительницей. За это время президент Зангаро к ней так привык, что не мог представить, как обойтись без неё. Он спустил на паркет свои худые ноги и не зажигая света нащупал шлёпанцы. Кати открыла глаза и сонно что-то прошептала.
– Спи, спи, - почему-то шёпотом произнёс доктор: в его апартаментах, расположенных в северном крыле дворца никого не должно было быть. Охранник стоял в начале коридора второго этажа, а прислуга спала в домиках на территории. Президентскую гвардию в составе двадцать отборных волонтёров возглавлял его лейтенант Эйнекс, который в отсутствие капитана Бенъярда выполнял функции личного адъютанта президента.
– Где теперь, Бенъярд?
– подумал доктор.
– И что там случилось с "Гвенко"?
Окойе всю ночь не спалось: тревожные новости из Уарри, самоубийство начальника жандармерии, тревожные слухи из Загорья - всё это не давало ему долго заснуть. Даже ласки Кати не могли его успокоить: президент Зангаро только под утро забылся тревожным сном. Теперь он стоял перед умывальником и смотрел в зеркало на своё осунувшееся лицо: последний раз он так плохо выглядел лет пять назад в Биафре, когда заведовал полевым госпиталем в Умуахии.
– Но тогда я был моложе, - подумал доктор.
– Почистив зубы, он надел расшитую золотом бубу и вышел в коридор. Дремавший его в конце охранник вскочил со стула и вытянулся, всем своим видом показывая, что не спит. С некоторого времени в каждой смене состояло пять охранников: один дежурил у пулемёта на крыше, второй - в коридоре второго этажа, ещё один - у ворот, а остальные двое обходили периметр. Дежурная смена находилась в бараках в боевой готовности. Этот порядок две недели назад установил вахмистр Картр, бывший коммандос. Это был единственный ветеран, состоявший в дворцовой охране. Окойе был уверен, что сейчас он не спит, а обходит посты, проверяя как его люди несут службу. Хотя президент не встречался с ним раньше, он знал, что ему можно доверять и в вопросах безопасности часто полагался на его мнение. Раньше охранников дворца было меньше - всего шестнадцать человек, разбитых на четыре смены, но в каждой из них был коммандос. Окойе усмехнулся, вспомнив как ворчал на Шеннона Эйнекс, когда троих ветеранов перевели в состав жандармерию. Что же, полковник был прав, говоря о необходимости экспедиции в Загорье. Жаль, что она окончательно доконала его...
Влажный ночной воздух обрушился на президента, когда он поднялся на площадку, расположенную на крыше. После штурма она была переложена: по распоряжению Шеннона над главным входом во дворец её разобрали и сделали площадку, прикрытую каменным парапетом. Здесь на станке, приспособленном для стрельбы по воздушным целям, недавно был установлен небольшой прожектор и один из многочисленных трофеев полковника - русский РПД, у которого всегда дежурил солдат. По правилам, он не имел права отлучаться с поста даже по нужде. Доктора всегда интересовало, как постовой всё это терпит. На крыше было гораздо жарче, чем внутри дворца, где работал кондиционер. В начале сентября это всегда так: в последний месяц сухого сезона море прогревается так, что береговой бриз не приносит на сушу морской прохлады.
– Ничего, скоро начнётся сезон дождей и дышать станет немного легче, - пробормотал президент. Услышав его голос, постовой, который водил прожектором по кустам, расположенным за периметром, обернулся и встал по стойке смирно, чтобы отдать хозяину дворца честь, но Окойе остановил его жестом.
– Всё спокойно?
– Да, сэр!
– Скоро смена?
– спросил он в полголоса.
– Через полчаса, сэр!
– последовал чёткий ответ.
– Сразу после рассвета, сэр!
– Потом отдыхать?
– Нет, сэр! Справлю нужду и ещё два часа буду на обходе. Разрешите продолжать наблюдение!
– Продолжайте...
Окойе покачал головой, не поняв эту странную военную логику, и подошёл к парапету. Его удивило, что солдат чётко отвечает на английский манер, употребляя обращение "сэр", а не "мон президент", как это произносят в жандармерии.
– Надо будет поинтересоваться у Эйнекса.
Площадка всего на пару метров возвышалась над верхушками пальм, ободранными миномётными осколками, но с неё был хороший обзор. С трёх сторон площадки открывался вид на океан. Юг темнел мангровыми зарослями, едва различимыми на фоне мерцающего моря. Если бы не яркие звёзды, тёмную полосу, разделяющую воду и заросли, было бы невозможно разглядеть. На западе располагался порт: его можно было частично увидеть в проблесках маяка, немногочисленных огнях судов, причалов и бакенов. К северу от дворца одиноко белела колокольня католической церкви, в которой пару месяцев назад отпевали людей Шеннона и где теперь лежало его тело. За её башней угадывались огни полицейских бараков, где сейчас квартировала жандармерия. За ними тянулась тёмная полоса мангров, за которыми плескались волны. На восток смотреть было гораздо интереснее. Луч прожектора метался по шоссе, ведущему из порта в город, выхватывая отдельные его куски, площадку перед дворцом, а также поворот, ведущий к казармам. Причудливые тени стелились по земле, вызывая странные образы и ассоциации. За шоссе тянулся лесопарк, в котором помаргивали огни коттеджей. Эти домики, в которых раньше жили сливки колонии, были хаотически разбросаны на небольшой территории, отделявшей дворец от города. Ночной бриз раскачивал кроны пальм, которые закрывали ровные цепочки фонарей, освещавших улицы Кларенса. Их регулярность нарушалась всего в нескольких местах. Президент догадался, что одним из источников этого светового беспорядка является отель "Индепенденс", имевший собственную электростанцию, а другим - правительственный квартал, примыкавший к площади Победы. Дальше за ними яркость освещения быстро убывала и если бы не красные огоньки аэродрома, то могло показаться, что там заканчивается мир, если бы не верхушки далёких гор, подсвеченных лучами восходящего солнца.
Президент смотрел на них и думал о событиях последней недели, которые тяжким грузом легли на его плечи. Самоубийство начальника жандармерии, взрыв судна в Уарри, исчезновение адъютанта, слухи о новом появлении солдат Кимбы в Загорье - всё это сильно беспокоило его.
– Да, президентом быть не просто, - пробормотал он и стал анализировать события. Скажем, полковника Шеннона ещё можно понять - у него была тяжёлая форма рака лёгких и сепсис. Просто удивительно, как он выдерживал нагрузки последних дней. Солдаты доложили, что последние дни его буквально несли на руках к Укакскому перевалу. В своём прощальном письме он честно признался, что знал о своей болезни, и поэтому согласился организовать штурм Кларенса. Однако, он не представлял, сколько проблем возникнет после этого, и извинился за то, что втравил соратников генерала Оджукву в эту авантюру, а сам выбыл из строя. Что же Бог ему - судья, но Окойе не собирался отказываться от власти из-за каких-то предсмертных строчек. Тем более, что у Зангаро были блестящие перспективы в будущем - месторождение платины. Концессию на него можно будет продать и тем самым обеспечить стабильность власти. Конечно, отсутствие такого спеца как Шеннон будет печально, но не фатально. Президента сейчас гораздо больше волновал вопрос, что произошло с "Гвенко" и его личным адъютантом на борту. Капитан Бенъярд собирался забрать в Уарри недостающее оружие и боеприпасы и доставить их вчера в Кларенс, но что-то пошло не так. Спарксу удалось перехватить обрывки радиопереговоров между капитанами кораблей, следовавших в Уарри. Из них следовало, что позавчера ночью в порту произошёл взрыв на борту какой-то старой калоши под зангарским флагом. Это мог быть только "Гвенко". Поскольку официального сообщения из Гвиании не поступало, оставалась призрачная надежда, что с Генри всё обошлось. Тогда будет можно подумать и о новой экспедиции в Загорье.
Президент Зангаро посмотрел на часы. Стрелки показывали без пяти минут шесть, оставалось всего несколько минут до рассвета. Солнце поднималось столь быстро, что можно было вверху разглядеть фиолетовые перистые облака. Ночная мгла быстро рассеивалась: сквозь неё стали проступать отдельные предметы. Вдруг, окутанные предрассветной дымкой Хрустальные Горы окрасились в красно-кровавый цвет: это солнечные лучи попали в полосу тумана на их обратном, создав удивительный оптический эффект.
– Будто кровь в хрустале, - нахмурившись произнёс доктор.
– Что, сэр?
– не понял его солдат. Он уже выключил прожектор и возился, надевая на него чехол.
– Красивый восход, - Окойе махнул рукой в сторону гор.
– Наверное такое часто здесь бывает?
– Первый раз вижу, сэр!
– ответил солдат.
– Обычно над горами нет такого тумана.
Солнце поднялось уже над верхушками гор, и явление пропало.
– Смотрите, сэр, - произнёс солдат, приводя пулемёт в боевое положение. От города к дороге на небольшой скорости двигались два крытых грузовика. Тем временем, на площадке появился вахмистр Картр. Было видно, что он спешил, но дыхание его было ровное. Окойе удивился быстроте его появления: караулка, где находилась дежурная смена, располагалась в цокольном помещении дворца. Зазвучала сирена тревоги, ей откликнулась другая - в полицейских казармах, затем ещё одна - откуда-то из города. Двое солдат с пулемётом выскочили из парадной двери и перебежали к воротам. Из барака поодаль стали выскакивать солдаты. Они разбегались по двору, занимая позиции вдоль периметра. По-видимому, каждый из них знал, что делать. Президент с любопытством наблюдал за приготовлениями к обороне.