Псы войны

Форсайт Фредерик

Когда он ушел, сэр Джеймс Мэнсон подошел к окну и, глядя вниз, задумался, есть ли на свете такой человек, у которого не было бы своей цены. Цена эта может выражаться в деньгах, а может в страхе. Но цена есть всегда. Человека, не имеющего цены, он не встречал никогда. «Купить можно всякого, – когда-то сказал ему один из наставников. – А кого нельзя купить, можно сломать». И теперь, уже много лет находясь на вершине власти и наблюдая за разными людьми – политиками, генералами, журналистами, издателями, министрами, предпринимателями и аристократами, рабочими и профсоюзными лидерами, белыми и чернокожими, в будни и в праздники, он ни разу не разуверился в этом.

Много лет назад один моряк, глядя с морских просторов на землю, увидел гору, которая в лучах восходящего позади нее на востоке солнца показалась ему похожей на голову льва. Он назвал эту землю Львиной горой и проплыл мимо. Название осталось, и страна впоследствии стала называться Сьеррой Леоне. Прошло время, и другой моряк, увидев ту же гору, но освещенную солнцем с другой стороны, а может быть, он смотрел на нее под другим углом, назвал ее Сияющей горой. И это название осталось. Еще позже, человек, обладающий не менее богатой фантазией, белый человек, назвал город, выросший в тени этой горы, Свободным Городом – Фритаун. Название тоже прижилось, и город носит его по сей день.

После полудня второго июля, в день Восемьдесят Восьмой личного календаря Шеннона, судно «Тоскана» бросило якорь в трех милях от берега, на котором расположен Фритаун, столица Сьерра Леоне.

Шеннон приказал, чтобы на пути из Испании груз не трогали и не распаковывали. На случай досмотра во Фритауне, хотя при том, что они ничего не собирались там разгружать или, наоборот, грузить, это было маловероятно. Ящики с боеприпасами были очищены от испанских маркировок и надраены добела наждаком. На месте старых маркировок появились новые, написанные маслом по трафарету и уведомляющие любопытных, что под ними скрываются буры для нефтяных разработок в прибрежном районе Камеруна.

По пути на юг было разрешено проделать только одну работу.

Была разобрана беспорядочно разбросанная куча тюков с одеждой, и один из них, содержащий вещмешки и веревки, раскрыт. Вооружившись ножницами и иглами, Чиприани, Вламинк и Дюпре трое суток резали мешки на куски и мастерили из них походные рюкзаки, снабженные узким длинным подсумком, в котором могла поместиться ракета для базуки. Бесформенные, грубые, но готовые к употреблению, мешки спрятали в шкаф, где хранилась краска и ветошь. Ранцы тоже видоизменились. От них отрезали постромки, оставив последние в целости, и приторочили на новый лад – теперь они обхватывали не только плечи, но и грудь крест-накрест, а потом оборачивались вокруг пояса. К каждой плечевой части постромки прикрепили по скобе.

Еще одна скоба крепилась к поясному ремню. Это сооружение впоследствии должно было служить упаковкой для мин. Таким образом, их можно было перетаскивать по двадцать штук зараз.

За шесть миль до берега «Тоскана» заявила о своем прибытии береговому начальству Фритауна и получила разрешение войти в гавань и бросить якорь в заливе. Поскольку ей не требовалось разгружаться или принимать груз, то не было смысла тратить на нее место на драгоценном причале имени Королевы Елизаветы II.

«Тоскана» подошла ведь только для того, чтобы подобрать членов команды.

Во Фритауне с большей охотой, чем в каком-нибудь другом порту на западном африканском побережье, подбирают мускулистых парней, которые, набив руку на такелажных работах, используются грузовыми судами в других небольших портах, разбросанных вдоль берега. Их берут на борт во Фритауне и высаживают на берег на обратном пути, выплатив сумму денег, оговоренную при найме. В сотнях бухт и заливов, где нет кранов и других погрузочных приспособлений, судам приходится выходить из положения своими силами для того, чтобы разгрузиться. Это адски тяжелый труд, учитывая африканское пекло. Белым матросам платят за то, что они матросы, а не за то, чтобы они превратились в портовых грузчиков. На местах грузчиков может не оказаться, а подвернувшиеся под руку добровольцы могут, не имея опыта, с работой не справиться, поэтому такими умельцами запасаются в Сьерра Леоне. Они спят прямо на палубе, там же готовят еду и совершают омовения, прыгая через корму. Поэтому, когда «Тоскана» объявила о цели своего прибытия, это ни у кого не вызвало удивления.

Якорная цепь поползла вниз, и Шеннон вышел на палубу, пристальным взглядом осмотрев прибрежную полосу залива, сплошь застроенную хижинами городской окраины.

Небо было пасмурное, дождь назревал, но под нависшими облаками жара стояла как в аду, и Шеннон почувствовал, что по всему телу льется потоками пот, приклеивая к нему рубашку.

Теперь так будет все время. Взгляд его остановился на середине прибрежной полосы, где окнами на залив поднималась высокая башня. Где, как не здесь, должен сейчас сидеть Лангаротти, с нетерпением вглядываясь в морскую даль. А может быть, он еще не приехал. Но не могут же они ждать вечно. Если он не появится до захода солнца, им придется придумывать причину задержки в заливе – что-нибудь вроде поломки рефрижератора. Всем понятно, что без него дальнейшее плавание невозможно. Он перевел взгляд с гостиницы на детей, играющих поблизости корабля «Элдер Дэмпстер», пришвартованного у причала.

Но корсиканец заметил «Тоскану» еще до того, как она бросила якорь, и теперь спешил в город. Он жил здесь уже целую неделю и нашел всех людей, о которых говорил Шеннон.

Они были не местными, но это не имело никакого значения. В работе на погрузке кораблей принимали участие представители разных племен.

В третьем часу от причала у здания таможни отвалил маленький катер с человеком на корме. Когда он поднялся на борт, то оказался заместителем начальника таможни.

Белоснежные гольфы, шорты и сорочка цвета хаки свежевыглажены, эполеты сияют, а форменная фуражка слегка заломлена на затылок. Великолепие формы оттеняли лоснящаяся физиономия и острые коленки цвета черного дерева. Шеннон вышел ему навстречу, представился уполномоченным владельца судна, с жаром потряс протянутую руку и проводил таможенника в каюту капитана.

Три бутылки виски и два блока сигарет уже ждали своей участи. Таможенник обмахнулся рукой, облегченно вздохнул под прохладной струей воздуха из кондиционера и отхлебнул пива.

Он мельком взглянул на новый путевой лист, где говорилось, что «Тоскана» забрала груз машинного оборудования в Бриндизи и направляется к месту морских разработок нефтяной компании «АДЖИП Ойл» неподалеку от берегов Камеруна. Ни Югославия, ни Испания вообще не упоминались. Помимо деталей оборудования в грузовом листе значились: шлюпки (надувные), двигатели (подвесные) и тропическая экипировка, – все для буровиков-нефтяников. На обратном пути они собираются загрузиться какао-кофе в Сан Педро, на берегу Слоновой Кости, после чего возвратиться в Европу. Он подышал на печать и приложил ее к путевому листу.

Таможня дала добро. Через час таможенник спустился на борт своего катера, не забыв прихватить подарки.

В седьмом часу, когда жара спала, Шеннон разглядел приближающуюся со стороны берега шлюпку. Двое местных, подрабатывающих доставкой пассажиров на суда, стоящие на якоре в заливе, сидели на веслах. На корме расположились еще семеро африканцев с узелками на коленях. Впереди, на носу, одиноко восседал единственный европеец. Когда шлюпка подошла вплотную к «Тоскане», Жан-Батист Лангаротти ловко взобрался на борт по спущенному трапу.