Psychica
Шрифт:
Пустота. Неужели кто-то обчистил его квартиру? Он мимоходом оглядел комнаты, но признаков кражи не обнаружил. Привычный беспорядок, разбросанная одежда, не застеленная постель, полная раковина немытой посуды, засохший хлеб, из ведра тянет тухлыми яйцами, в туалете протекает сливной бачок – типичное гнездо одиночки.
Следов постороннего присутствия нет. Максим подошел к окну и застыл, увидев перед собой ее! Черная машина поспешно тронулась и скрылась за фасадом. Побледнев, он проверил ящик с паспортом и фамильные ценности, наглядно усомнившись в критических способностях.
«Ключи вроде никому не давал. Мать за городом. Жена
Для страховки он заперся на оба затвора и, не раздеваясь, лег на диван. Только сейчас он испытал накопившуюся усталость и нехилую тяжесть проблем. Недосып и переутомление побеждали. Он сконцентрировался на дыхании и схватил с читального столика коллекционную пепельницу в форме вавилонской колесницы, поглаживая ее как кошку.
Учащенное урчание в желудке заставило подняться и вернуться на кухню. Он разрезал последние куски ветчины и выдул подарочный экземпляр дорогого виски, разбрызгивая капли по стенам непослушными пальцами, будто святую воду против нечистой силы. На обоях мерещились темные силуэты, белые кружевные шторы превращались в колыхающихся призраков, а с потолка слышался методичный стук. Максим повторял что-то несуразное и произносил до боли известные имена, пока не прозвучал резкий звонок.
Поперхнувшись, он махом протрезвел и застыл, сложив руки на поясе. Сейчас он не в состоянии встать. Не почудилось ли? Сердце заколотилось под сто сорок ударов. Он взглянул на часы. Звонок повторился, отрывочный, принуждающий. Максим лежал неподвижно, прибитый виски к дивану, и вслушивался в тишину, считая секунды.
Кажется, отпустило. Напряг мышцы и приподнялся, покачиваясь, схватил телефон и позвонил Бочкину, чтобы попросить не жаловаться администрации.
– Здорово! Слушай, я был не прав, – медленно говорил, заплетаясь. – Ты должен понять. Я не нарочно.
– Забыли, Макс! Зря так переживаешь. Проспись! За сто километров чую, что ты лыка не вяжешь.
– Надеюсь, это не отразится…, – мычал Максим, срыгивая.
– Не отразится, не отразится. Ты крепись там, закусывай. Серега добрый, не держит обид.
– Приезжай? Посидим, выпьем.
– Извини, занят. Не могу долго разговаривать.
– Как знаешь! А меня все бросили. Даже Коромыслов пропал.
– Это еще кто?
– Очень хороший чел, только сомнительными учениями ангажирован и слегка с приветом. Истории плетет – заслушаешься!
– Рад за тебя, – уверовал Бочкин. – И где же этот светила?
– Нет его, сгинул. Полагаю, убили его, как и меченых пациентов, значит, и меня скоро прикончат, потому что я теперь единственный свидетель их преступлений. За мной следят, слышишь? Следят черные машины…
Максим не заметил, как пропищали гудки. Бочкин вряд ли услышал последние замечания. Проехали! Отчетливо понятно только одно – в квартире находиться опасно. За ним уже приходили, и они обязательно вернутся.
Переминаясь с ноги на ногу, он добрался до ванны и включил душ. После накинул махровый халат и набил живот соленым печеньем, запивая зеленым чаем. Затем порылся в шкафу, опрокидывая вешалки, и надел чистую фланелевую рубашку, светлые джинсы и твидовый пиджак. Из ящика достал разделочный нож, покрутил им перед собой как шпагой и спрятал во внутренний карман,
Попытался дозвониться до жены, а она нагло сбрасывала, пока, наконец, не сорвалась:
– Что тебе надо?! Я не хочу с тобой разговаривать,
– Я сейчас ухожу, – обреченно произнес Максим. – Возможно, никогда уже не вернусь, и ты меня больше не увидишь. Знай, что я люблю вас, и тебя, и Женьку, и я вас не брошу. А Джозефу передай, что он старый козел, и я замочу его. Пусть не расслабляется!
– Ты в своем уме?
– У меня есть нож. Я выхожу на тропу войны. Кажется, твой дружок хочет моей смерти. Он убрал моего приятеля.
– Ты пьян!
– Признайся, где он вас держит? Я спасу. Он не уйдет от ответа.
– Не пошел бы ты?! Мерзавец! Не завидую твоей подружке! Все, что ты наплел сейчас, может быть использовано в суде. После таких угроз тебе точно не видать Женьку. Слабак! Ты же не пил два года?!
– Я вообще не пью.
– Не натвори глупостей! Ты дома? Сиди смирно и не высовывайся!
Ульяна положила трубку, а Максим звал ее, пока не погас экран смартфона. Когда стемнело, он осторожно выглянул на лестничную площадку проверить обстановку. Никто его не ждал. Он аккуратно закрыл дверь, еле попав ключом в замочную скважину, и, прилипая к штукатурке, спустился вниз по ступеням, опасаясь пользоваться лифтом.
Прошмыгнув вдоль панельных домов, он доплел до шоссе и поймал встречную машину, попросив подбросить до центра. Выглядел Максим относительно прилично. То ли успел протрезветь, то ли умело держался. Интеллигентность не пропьешь, как уверяла его сестра.
– Куда, брат? – спросил грузный парень азиатской наружности, жалея, что напоролся на пьяницу.
– Давай по прямой.
Тронулись с ветерком. Максим надсадно скрежетал зубами и каждые пять минут просовывал кисть в пиджак, проверяя нож, подозревая подвох в водителе. В желтой прессе писали, что жертвами преступлений часто становятся пассажиры случайных такси, где они получают удар по затылку или выпивают отравы. Ходили слухи о серийных убийцах, подсаживающих глупеньких девушек, жестоко расправляющихся с ними на заднем сидении. Максим старался быть на чеку, насколько это возможно в его состоянии. Водитель упрямо переключал радиостанции, чем заметно нервировал, словно отправлял зашифрованное послание. На всякий случай Максим оборачивался назад, стремясь увидеть тень в маске и успеть отразить удар.
Добравшись до Садового кольца, парень притормозил у бордюра.
– Приехали. Дальше не по пути.
– Почему?
– Выходи! И платить не надо. Не создавай проблем.
– Ты от Джозефа? – рявкнул Максим, прижимая нож. – Он тебя нанял?
– Нет, не он! Я тороплюсь, – суетился азиат, избавляясь от проблемного пассажира.
Достав из кошелька несколько мятых купюр, Максим положил их на магнитолу и открыл дверцу, чуть не упав в черную лужу. Он присел на одно колено и уперся руками в асфальт. Азиат резво стартанул, окатив выхлопными газами. Тяжело поднявшись, Максим направился наугад в сторону метро, озираясь на свет обжигающих фонарей. Потеряв ориентацию, он вышел на встречную полосу и достал из-за пазухи нож, угрожая потоку автомобилей как бесстрашный конкистадор, готовый вонзить лезвие в груду металла. Машины объезжали его, протяжно сигналя, пока от ослепляющих фар он не склонился к обочине, опираясь на перекрытия. Остановился, перевел дыхание и поднялся на мост.