Psychica
Шрифт:
«Слабо заперлись!» – оценил Максим, наблюдая, как разъяренные санитары и предусмотрительный Глеб врывались в прихожею ухоженной квартирки с «евроремонтом».
Затхлый запашок вонзился в рассудок. С грохотом падала посуда, и скрежетали стулья, а после прозвучал пронзительный крик, когда санитары схватили кого-то, уложив на пол. После раздался противный визг. Маликов пасовал зайти следом, пока кто-то не подтолкнул его в спину так нагло, что он вышел из ступора. Раньше особо не приходилось связываться с психоневрологическими случаями. Он сторонился сомнительной науки,
– Доктор? Тут и вам работенка найдется, – проскрипели за стеной санитары. – Взгляните?!
Сохраняя бдительность, Максим медленно прошел в зал, увидев перед собой лежащую возле дивана женщину средних лет в порванных чулках. Она приглушенно стонала, испачканная в крови, размазывая ее по малиновому ковру, оставляя китайские иероглифы. Ее зверски чем-то изрезали. Ноги и руки пестрели кровоточащими полосами, а под халатом пульсировала рваная рана в области живота. Нечастную исполосовали как треску на празднике норвежских рыбаков.
Маликов преодолел замешательство и раскрыл аптечку, свистнув фельдшера.
– Ты куда запропастился?
– Там психа вяжут. Загляделся, – оправдывался Димка, разрывая спецпакет.
Изувеченная женщина пыталась встать, но не удерживала равновесие и плашмя падала, ударяясь затылком. Сноровистый Димка перевязал ей раны и вколол анальгетик, нецензурно ругаясь. Дамочка легко отделалась. Банальный случай бытовой поножовщины, каких Маликов наелся по горло. Жить будет, никуда не денется, размышлял он, оставляя ее с напарником, полагая, что понадобятся носилки, попутно перебирая в уме ближайшие клиники.
– Что случилось, мать? – грубо спросил фельдшер. – За что он тебя?
– Нет, нет, я не виновата, – прозвучал хриплый голос, – я не виновата. Спрячьте оружие! Спрячьте ножи! Он убьет меня! Его ищут!
– Не понял, что ты несешь! – сплюнул он под ноги, совсем отказавшись от норм приличия. – Кто кого ищет?
– Не трогай ее! Крови много потеряла, болевой шок. Ты, ей Богу, как на стажировке, – нахмурился Максим. – Принеси носилки и позови подсобить Симыча!
За стенкой доносились заунывное бормотание и юродивые смешки. Поддавшись любопытству, Максим осторожно заглянул к коллеге, чтобы узнать причины происходящей нелепицы. У мозговеда ситуация увлекательнее. На расцарапанном кресле сидел босой мужчина тридцати лет с порванными штанами и взбитой синей рубахе. Его руки умело застегнуты наручниками. Санитары держали его под прицелом, тяжко сопели и потирали локти с засохшими ссадинами.
Больной обливался потом и отрывисто хрипел, повторяя бессвязные предложения, неадекватно посмеивался и настороженно косился по сторонам, видя в окружающих угрозу и испытывая непередаваемый страх, переполнявший накаленные внутренности. Он готов метаться по стенам и напрягал мускулистые жилы, чтобы разорвать цепь, но внимательная стража следила за каждым движением, предугадывая возможный ход. Он обессилено рыпался, изображая мученическую гримасу.
Задумчивый доктор присел на табурет, отодвинувшись на порядочное расстояние от безумца, достал бортовой журнал, щелкнул ручкой и начал
– Что с вами случилось? Откуда такой переполох?
– Мне страшно! – выпалил несчастный, пытаясь зацепить возле кресла перламутровый галстук.
– Кого же вы боитесь? – уточнял психиатр, аккуратно записывая жалобы. – Здесь вроде все свои.
– Существа! Они следят за мной! Вижу, слышу, ощущаю их. Они близко!
– Так бы сразу и сказали, – заметно расслабился очкарик. – Кто, кто? Существа? Черти что ли?
– Нет! Оборотни! Вы и есть переодетые странники! Вы уничтожите меня, как только я признаюсь! – надрывался мужчина. – Никто не подвластен воле демонов! Но судный день пока не пришел, и я не отдамся посланникам ада. Демоны! Демоны! Прочь! Убирайте архангелов! Развяжите меня?! Приказываю! Прочь! Прочь!
Санитары слушали его, не сдерживая зевоту. Наверно, приятно осознавать себя небесными слугами. Они небрежно поглядывали то на доктора, то на пойманного больного, ожидая появление за спинами крыльев.
Доктор уже не вслушивался в речь сумасшедшего, а бодро привстал, подмигнул Максиму и обратился к своему чемоданчику, набрав из ампулы прозрачный раствор. Тут же верные помощники прихватили одержимого и нагнули вперед. Доктор вонзил иглу в ягодицу, не прицеливаясь.
– Под кайфом что ли? – успел спросить Максим, когда санитары одевали больному штаны.
– Так сразу не определить! – пояснил Глеб. – Бред, глюки, возбуждение. Наверно, дебют психоза. Пусть в клинике выясняют. Сейчас он не способен на продуктивный контакт. Чуть сожительницу не зарезал! Вот молодца! Это из-за колоссального стресса. Не со зла, конечно. Такое часто случается, например, когда «белочка» вдруг приходит, но что–то я не вижу поблизости стеклотары и закуси. Дебют! Скорее, дебют. Вы осмотрели пострадавшую? Она уделит мне пару минут?
– Боюсь, что нет, – мрачно ответил Максим. – Женщина не в состоянии давать интервью. Мы спустим ее вниз и доставим в дежурку.
– Тем лучше. Зачем нам бездарно время тратить? – кивнул доктор, – а ведь хорошо, что она жива. Сейчас бы пришлось труповозку вызывать, заполнять кучу бумаг, но боюсь без блюстителей закона не обойтись. Он ведь ее чуть не грохнул. Не узнаю я его, уважаемый! Не хроник вроде. Я в этом районе давно парюсь и большинство наших героев знаю в лицо. Обычно куролесят одни и те же. Всех успеешь запомнить, и мамаш и папаш, и их полоумных родственников. А этот новенький, и симптоматика нетипичная. Любезный, скажи-ка? – Глеб плавно повернулся к больному. – Какой сегодня день, месяц, год?
Тот на удивление быстро успокоился и без ошибок назвал правильную дату. Вместо разъяренного оскала он уже надел маску благообразия, хаотично вздрагивал и закидывал голову, вытягиваясь струной, и затем сжимался губной гармошкой. Максим заметил босые ноги с обкусанными ногтями. Не хватало орудия преступления. Чем он исполосовал ее? Не зубами же искусал?
Будто предугадывая ход мыслей Маликова, психиатр указал на угол, где из-под опрокинутого пуфика торчал нож. Не мачете. Таким хлеб режут да масло намазывают на булки.