Псыгыпский душитель

Кузнецов Евгений

Залихвацкий снова повернулся к округлым бедрам королевы.

– Да садись ты уже! – нервно сказал он ей, показав рукой на скамью по другую сторону стола.

Королева села, и Залихвацкий почувствовал некоторое облегчение. Он снял с головы пропитавшуюся потом фуражку и отложил ее в сторону. Промокнул лоб и шею носовым платком. Затем достал из нагрудного кармана рубашки блокнот с карандашом, открыл его на чистой странице, положил перед собой на стол и поднял глаза на первую свидетельницу.

Пожалуй, впервые за третий год знакомства

с королевой он разглядел ее лицо. Оказывается, у нее были выразительные карие глаза, необыкновенно красивые, с длинными черными ресницами, тонкие линии бровей, ровный нос и крупные губы. Ее вьющиеся каштановые волосы ниспадали на плечи и спину. Лицо королевы, лишенное всякого макияжа, показалось Залихвацкому настолько привлекательным, что в голову снова полезли эротические мысли.

– Так, давай с самого начала и все по порядку, – строго сказал Залихвацкий и приготовился записывать показания. – Твои фамилия, имя, отчество?

Королева недоуменно посмотрела на него, но все же ответила…

Опрос свидетелей длился уже второй час, и Залихвацкий чувствовал все основные признаки нервного переутомления: головную боль, сухость во рту… а так же нескончаемое шевеление в штанах. Это был его самый мучительный в жизни опрос. Конечно, в прошлые разы при «воспитательной» беседе с «детьми природы» было так же, но только тогда все кончалось разрядкой, получаемой им от кого-то из девушек в обмен на ляпинское заявление, о чем сейчас не могло быть и речи.

Свидетелями проходили с дюжину обитателей турбазы. Не считая парней, среди них были и флегматичная дылда с паклей на голове, безостановочно вычесывающая из нее перхоть, и эффектная платиновая блондинка с внешностью Мэрилин Монро, и грубая малявка в бандане, курящая сигареты одну за другой, и тучная простушка с грустными васильковыми глазами, молчаливая, как карп на рыбном прилавке, и еще несколько представительниц прекрасного пола. И хоть все они и были полностью обнажены, но вели себя непосредственно, можно сказать, скромно, не выставляя напоказ свою наготу. Сейчас же пред Залихвацким сидела та самая рыжеволосая фемина, предмет его прошлогодних грез, и ее груди с родинкой будто нарочно были выставлены на показ.

Залихвацкий почувствовал, что снова теряет душевное равновесие, не в силах оторвать взгляда от этой чертовой родинки, будоражащей его воспоминания.

– Слушай, ты не могла бы хоть что-нибудь накинуть на себя? – невпопад бросил он.

Улыбаясь белозубой улыбкой, девушка покачала головой:

– Не-а.

Она подалась вперед, сложила руки домиком и уперлась подбородком в открытые ладони.

– Нам это запрещено, – надув губы, произнесла она капризным голосом. – Между нами и природой не должно быть никаких препятствий.

– Ну по вечерам же прохладно становится. Что, тоже голяком мерзнете?

Девушка мечтательно закатила глаза к небу и закусила нижнюю губу:

– А мы по вечерам садимся вокруг костра и прижимаемся друг к дружке, и нам становится тепло, хорошо…

– Ладно, хрен с тобой… Давай вспоминай, может, ошивался здесь кто-то подозрительный?

– Сюда многие приходят поглазеть на нас, голеньких.

– Кто именно? Знаешь кого-нибудь?

– Не-а.

– Внутри домогательства сексуального характера были?

– Тебе ли не знать, у нас это запрещено.

– Может, угрозы со стороны?

– У нас крыша.

– Какая еще крыша, рубероидная?

– Шиферная. У королевы спрашивай.

– Скольких вуайеров насчитала с начала сезона?

– Точно не помню… Кажется…

Последовало продолжительное молчание, и Залихвацкий поднял глаза. Девушка напротив плавно раскачивалась из стороны в сторону, заворожено наблюдая, как ее нежно-розовые груди трутся о грубую, шероховатую поверхность древесины. Залихвацкий стиснул зубы, и его лицо побагровело, а ноздри раздулись. Похоже, девка просто издевалась над ним.

Потеряв терпение, он грохнул кулаком о стол:

– Блин, ну тебе обязательно все это делать?

Девушка вздрогнула от неожиданности:

– У нас так принято, нельзя ни на минуту терять контакта с природой. Не веришь, спроси у королевы.

– Чертовы извращенцы…

Залихвацкий обратился к своим записям в блокноте. Собранных сведений было немного. Впрочем, продолжать опрос дальше не имело смысла: никто ничего не знал, никого подозрительного не видел, короче, полный голяк. Пробежавшись глазами по неряшливо исписанным страничкам, Залихвацкий оторвал взгляд от блокнота. Девушка так и продолжала кривляться перед ним, но только теперь ее руки находились под столом, черт знает что там вытворяя.

– Что расселась? Свободна! – грубо бросил Залихвацкий, пряча блокнот в нагрудный карман.

Дождавшись, когда фигуристая девушка неспешно покинет беседку, демонстративно виляя подвижными ягодицами, Залихвацкий поднялся со скамьи, мельком глянув на ширинку, и сунул подмышку завернутый в газету вещдок – фрагмент корневой системы неустановленного дерева, послуживший орудием нанесения тяжкой телесной травмы. Ни с кем не прощаясь и ни на кого больше не глядя, он быстрым шагом пошел вдоль центральной аллеи турбазы к выходу, желая лишь одного – поскорее прекратить невыносимую эротопытку. Да, видно, прав был старик-Ляпин, пора прикрывать этот рассадник разврата.

Глава 11

Вернувшись в дом после несчастного случая на турбазе, Ляпин без сил рухнул на застеленную кровать и будто провалился в черную бездну забытья. Так он и пролежал в беспамятстве и без движения до самого позднего вечера.

Что конкретно его разбудило, Ляпин понять не мог, то ли полная луна, заглянувшая в окно, то ли скрипичный концерт, который устроили цикады где-то в саду. Ляпин пошевелился и тяжело простонал:

– О-о-о-ох… И за что мне это наказание…