Псыгыпский душитель
Шрифт:
Шмырев, или дядя Коля, как по-доброму обращались к сторожу «дети природы», позволял молодым людям проживать все лето на турбазе. Молодежь обоих полов охотно приезжала из соседнего Акваторска и других окрестных городов в это укромное местечко в горах, чтобы хоть на короткое лето позабыть о цивилизации, а также обо всем негативном и вредном, что, по их мнению, она навязывает горожанам, в частности, об одежде.
Закон здесь был один, но он был незыблем: переступив через порог турбазы, каждый вновь прибывший «дитя» принародно раздевался донага и давал торжественную клятву больше не одевать на себя даже фигового листка, находясь на
Вечно пьяный Шмырев с усмешкой поглядывал на современных адамов с евами, всей одежде предпочитающих венки из одуванчиков, а по вечерам в чем мать родила гарцующих вокруг костра и извивающихся под монотонное тумканье африканских барабанов, но все же относился с уважением к причудам современной молодежи. В их оправдание можно сказать, что они не напивались, особо не шумели, вели себя культурно, были предельно любезны и приветливы друг с другом – в общем, на турбазе царила полная идиллия, какой здесь не было даже во времена ее официальной работы.
Жителей близлежащего поселка Псыгып нисколько не смущало соседство с бородатым мужиком в морском бушлате и заношенных джинсах, окружившим себя раздетыми догола молоденькими амазонками. Никого это не смущало и в садоводческом товариществе «Судомеханик»… точнее никого, кроме его вездесущего председателя. Ляпин негодовал от творящегося на территории хоть и бывшей, но все же детской турбазы «разврата» и с наступлением летнего сезона забрасывал участкового гневными жалобами. Участковый законопослушно отчитывался о некой проделанной им работе в отношении правонарушителей. Какую именно работу он проводил со злостными нарушителями общественного порядка, Ляпину было невдомек, поскольку нужного результата она явно не оказывала, и все так и продолжалось из года в год…
Оголенная девушка тем временем выпрямилась, стоя на земле на коленях, и принялась покрывать себя кремом для загара, выдавливая его из тюбика на пухлую ладошку и густо размазывая по раскрасневшейся от жаркого южного солнца молочно-белой коже. От ритмичных движений ее увесистые груди пришли в движение. Она обратила внимание на свои восхитительные груди, улыбнулась и принялась за них. Закончив с бюстом, она набрала в ладошку изрядную порцию крема и перешла к объемному животу. Совершая круговые движения, опускаясь все ниже и ниже, в какой-то момент ее ладонь скользнула прямо между ног и принялась скользить туда-сюда…
– Ах ты бесстыжая развратница… – вновь прошипел Ляпин, пристально глядя на блестящее от крема обнаженное женское тело, судорожно орудующее рукой в неприличном месте.
В какой-то момент перед глазами Ляпина все поплыло и потемнело, а голова пошла кругом. Его дыхание сперло, в груди учащенно заколотилось сердце, отзываясь молоточками в ушах, чего с ним не случалось уже давно, точнее с начала прошлого лета, когда одна из нудисток чуть было не довела его до сердечного приступа…
От возникшей слабости ноги Ляпина подкосились, и он упал на четвереньки, опираясь о землю локтями и головой. Из его открытого рта вырывались нечленораздельные звуки, ни то хрип, ни то рык, ни то стон.
«Главное, не поддаться слабости,
– Дух сильнее плоти… Дух сильнее плоти… Дух сильнее… – вполголоса, как заклинание, стал безостановочно повторять он одну и ту же фразу.
Спустя минуту-другую Ляпин потряс головой, приходя в себя. Под рукой в траве он ощутил какой-то объемный предмет и поднял его. Это была увесистая, размокшая от прошедшего накануне ночью дождя, небольшая, но толстая коряга, размером с кирпич. Ляпин поднял глаза: сквозь кусты так и продолжало мелькать нагое женское тело, извивающееся в сладострастном танце. Вдобавок оттуда стали доноситься девичьи ахи и вздохи. Ляпин непроизвольно зажмурился, судорожно стиснув корягу в руке, а затем размахнулся и с силой швырнул ее наугад через кусты, куда-то в сторону ничего не подозревающей девушки.
В следующее мгновение из-за кустов послышался глухой звук, как будто от удара по боксерской груше, после чего все звуки стихли. Ляпин открыл глаза. Представшая перед его взором жуткая картина потрясла его: девушка в оцепенении так и продолжала стоять на коленях, а из ее разбитого носа струей хлестала кровь, заливая рот и подбородок. Ничего не понимая, она смотрела, как ярко-алые крупные капли падали с ее подбородка на груди. Растекаясь по ним тонкими струйками, кровь текла по животу, бедрам… Зрелище было поистине ужасающим, отчего Ляпин был не в состоянии оторвать от него глаз.
Девушка подняла руки к лицу и ощупала то место, где только что был ее смешной вздернутый носик, а ныне, распухая прямо на глазах, синела какая-то бесформенная слива. Поняв, что нос из дыхательного органа каким-то странным образом превратился в очаг острой боли, девушка не выдержала, и лесную тишину прорезал ее истошный вопль:
– А-а-а… Мой нос… Боже, что с ним…
– Господи, что же я наделал? – едва слышно прошелестел побелевшими от страха, трясущимися губами Ляпин. – Ведь я же хотел просто вспугнуть ее…
К девушке отовсюду поспешили другие «дети природы», среди которых было несколько крепких парней с внушительной мускулатурой. Все наперебой принялись то расспрашивать ее о том, что здесь стряслось и что с ее носом, то просто выражать свои эмоции.
– «Огняша, ты вся в крови…» – «Огняш, ты можешь дышать?» – «На, возьми подорожник, он останавливает кровотечение…» – «Огняшечка, поверни-ка голову… Ой, мамочки, я сейчас шлепнусь в обморок…» – «Боже, кто способен на такое чудовищное зверство?» – «Да, не повезло Няше. И одного дня не прошло как приехала, и вдруг такое…» – «Слышь, Грачик, а это не заразно?» – слышались голоса со всех сторон.
– Кто-то в меня… чем-то бросил… – сбивчиво стала объяснять Огняша плаксивым голосом, поглатывая отдельные слова, гундося и захлебываясь от душивших ее слез. – Вон оттуда… из тех кустов… Боже, что теперь… с моим носом… Кто теперь меня такую… полюбит… А-а-а-а… – голос девушки сорвался на визг, а затем вновь послышались ее горестные рыдания.
Трое крепко сбитых молодчиков ринулись к указанным кустам.
– Здесь никого нет, – выкрикнул один из них.
Да, Ляпина уже и след простыл. Он без оглядки несся по лесу в обратном направлении. Страх быть пойманным и сиюминутно подвергнутым физическому наказанию за нанесение хоть и не предумышленных, но все же тяжких телесных повреждений придавал ему немыслимое ускорение.