Пташка
Шрифт:
На самом перевале их встретил снег и холодный ветер. Спуск оказался даже тяжелее подъёма. Лошади упрямились, и людям пришлось приложить немало усилий, чтобы заставить их тронуться с места. Только когда шаткие валуны вновь сменились травой и устойчивой почвой, Гнеда вздохнула с облегчением. Повеселели и остальные, ведь они, наконец, пересекли заветную черту и теперь чувствовали себя в безопасности.
Продвинувшись ещё немного, спутники остановились в небольшой лощине, защищённой с одной стороны большими скалистыми отломками, с другой – порослью причудливо изогнутых сосен.
Айфэ помог Гнеде спуститься с лошади и, плотно укутав плащом, устроил её в укромной расселине, а сам присоединился к остальным в обустройстве становища. Хотьша и Воронец рассёдлывали и поили лошадей, Фиргалл разводил огонь.
Солнце быстро исчезло за горами, и, хотя нагретые за день камни ещё источали тепло, Гнеда никак не могла согреться. Озноб мешал ей уснуть, поэтому, когда рядом появился Айфэ с чашкой чего-то горячего в руках, девушка испытала новый прилив благодарности. С улыбкой протянув ей питьё, юноша присел рядом. Он успел умыться, и теперь, когда с лица сида исчезли грязные потёки, Гнеда удивилась опаловой белизне его кожи. Светло-русые волосы были убраны назад, обнажая уши, где поблёскивали колечки серёг. В прядях по-прежнему оставались перья и листья, делая его похожим на одного из лесных духов, о которых любил рассказывать Гостила.
– Спасибо! – с трудом разомкнув слипшиеся губы, промолвила Гнеда и сделала глоток. По телу сразу начало разноситься блаженное пряное тепло. – Спасибо за всё.
– Отдыхай. – Забота странно шла его волчьим глазам. Без воинственного раскраса Айфэ выглядел совсем не страшно. – Слишком много свалилось на тебя сегодня.
Они вдруг оба засмеялись, вспомнив появление юноши в лесу несколькими часами ранее. Холод стал отступать, но Гнеда не ведала, было ли причиной тому подогретое вино или присутствие сына Фиргалла.
На разлапистую сосновую ветку рядом с ними шумно опустилась птица.
– Смотри, та самая сойка! – встрепенулась девушка. – Что за странное существо, она преследует нас!
Айфэ тихонько рассмеялся.
– Это Крикун. – Он повернулся и свистнул совсем по-птичьи.
Сойка переступила с лапки на лапку, скосила на юного сида блестящую бусину глаза и коротко проверещала в ответ, что прозвучало как презрительное фырканье.
– Он не очень-то жалует людей, сердится, что я не один, – улыбнулся Айфэ, снова глядя на свою собеседницу. Перья в его волосах шевельнулись, и девушка заметила одно с бирюзовым отливом.
– Так это твоя птица?
– Нет, Крикун – свой собственный. Но мы с ним друзья. Когда-то давно я помог ему. Вылечил перебитое крыло. Так мы познакомились. Он очень независимый, иногда долго пропадает где-то по лишь ему известным делам, но всегда возвращается обратно.
– Разве возможно приручить птицу? – удивилась девушка.
– Говорят, сиды обладают даром находить общий язык со всеми живыми тварями. Не знаю, правда ли это, но я, действительно, люблю птиц и зверей, а они, кажется, отвечают мне взаимностью.
– Скажи, почему Фиргалл так рассердился на тебя? – тихо спросила Гнеда и сама стала не рада своему любопытству. Она боялась спугнуть доверие, начавшее зарождаться между ними.
Юноша опустил глаза.
– Я нарушил его волю, не оставшись дома. Но я не мог повиноваться, зная, какой опасности он подвергает себя. Быть может, его вспышка покоробила тебя, но поверь, в нём говорила лишь тревога обо мне.
– Вы совсем не похожи с отцом, – заметила девушка.
Айфэ вдруг пристально посмотрел на Гнеду.
– Я не кровный сын Фиргаллу. Мы в дальнем родстве. Моя мать умерла в родах, отец не возвратился из похода. Я жил сиротой, в холоде и грязи, у чужих людей. Фиргалл разыскал и усыновил меня. Он… Ты и представить не можешь, насколько велико его сердце. Отец может иногда казаться суровым, даже жестоким, но на самом деле он добр, благороден и справедлив. Я рад, что теперь ты под его крылом. Он вернёт тебя в лоно семьи.
– Нет, моя семья… – замешкалась Гнеда, глядя на него исподлобья, не находя нужных слов.
– Да, да, я знаю, – поспешно заверил сид и сжал её запястье. Рука Айфэ была обветренной и жёсткой, но очень горячей. Непрошенное воспоминание о Бьярки заставило на миг замереть всё внутри, но тут же схлынуло. Девушка не ощутила неловкости. Прикосновение Айфэ вызвало лишь чувство признательности. – У твоего деда помутнён рассудок. Стоит ему только увидеть тебя, как он осознает, что все эти годы лишал себя счастья быть рядом со своей внучкой. Ты – его плоть и кровь. Наваждение пройдёт, и всё встанет на свои места. – Он забрал у Гнеды опустевший сосуд. – Теперь спи. Все твои тревоги остались за перевалом. Завтра мы будем дома.
***
Было странно и непривычно вновь просыпаться по утрам. Они жили в Кранн Улл, имении Фиргалла, уже пять дней, но чувство невозможности происходящего не покидало Гнеду.
Имя вотчины сида означало «яблоня» и, она, действительно, была усажена невысокими, крепкими деревьями, усыпанными душистыми розово-жёлтыми плодами.
Огромный дом, одиноко возвышающийся среди гор и озёр, двор со множеством служб, снующая тут и там челядь, роскошь и богатство убранства стали для девушки настоящим потрясением. Гнеда никак не могла привыкнуть к тому, что жила в отдельной горнице, уставленной сундуками с таинственным содержимым, к которым она боялась даже прикоснуться, спала на неприлично просторном ложе, устланном меховым одеялом, и любовалась на припорошённые снегом вершины прямо из своего окна. Пожалуй, лишь прялка, стоявшая на лавке, была единственным привычным девушке предметом, поэтому она обрадовалась ей, как родной.
Видимо, чтобы окончательно смешать Гнеду, Фиргалл заявил, что отныне у неё будет собственная прислужница, и представил Финд, хрупкую девушку с прозрачной кожей и голубыми глазами. Казалось, сида забавляли растерянность и робость его подопечной. Он между делом заметил, что чернавка не знает ни слова залесского языка, посему Гнеде предлагалось постигать наречие сидов.
Хотьша и Воронец уехали незаметно, и Гнеда была раздосадована тем, что не смогла попрощаться с ними. Несмотря на отчуждённость своих бывших спутников, девушка успела привязаться к обоим и знала, что во многом была обязана им жизнью.