Птенцы соловьиного гнезда
Шрифт:
Следующая операция оказалась куда сложнее. Проводила ее бригада, составленная из Томары, доктора Фуруя и анестезиолога Ххараша, невысокого пожилого орка с седыми кончиками ушей, единственного орка в отделении. У среднего возраста женщины после какого-то давнего ожога в пищеводе в районе желудка образовались рубцовые стриктуры, решительно не поддающиеся консервативному лечению, из-за чего та лишь с большим трудом могла принимать пищу. Запись эндоскопии очень походила на виденную Кариной в первый день у пациента со скользящей грыжей. Операция, которую доктор Фуруй назвал «трансхиатальной резекцией и экстирпацией пищевода», заняла
После операции несмотря на уже почти подошедший к концу рабочий день (и ее никто не осудил бы, отправься она домой), Карина засела в ординаторской за терминал Томары, чтобы почитать учебник. Уединенное одиночество еще не обжитой наемной квартиры угнетало ее. Дома она так привыкла к постоянному присутствию вокруг людей, что квартирка казалась ей тюремной камерой-одиночкой. Рядом за своими столами сидели двое хирургов, которых она еще не запомнила, и анестезиолог Той — ночная дежурная бригада. Хотя они и не обращали на девушку внимания, углубившись в свои терминалы, в их присутствии Карина чувствовала себя как-то уютнее.
Когда часы на стене пискнули, отмечая наступление восьми часов вечера, она оторвалась от учебника, сладко потянулась и зевнула. Пора собираться домой. Завтра деньдень, выходной. Даже два дня выходных — в небодень она тоже отдыхает, спасибо Томаре. Можно отоспаться, отдышаться от первой рабочей недели на новом месте, наконец-то прогуляться по Крестоцину при дневном свете и вообще завершить массу мелких дел и делишек, которые так не хочется делать вечерами. И можно, наконец, дойти до компьютерного магазина и арендовать терминал, чтобы заниматься дома. Не таскаться же, в конце концов, через полгорода в университетскую библиотеку за громоздкими бумажными фолиантами!
Она выключила терминал, еще раз зевнула и вылезла из-за стола. Парс, лежащий на соседнем стуле, приподнял голову и вопросительно посмотрел на нее. Девушка переобулась, надела куртку и уже совсем было собралась устроить его у себя на плече, но тут в ординаторскую заглянула Томара. Карина удивилась — ей казалось, что та уже ушла домой.
— Ты еще здесь, Карина? — улыбнулась ей куратор. — Хорошо. Мы с Кулау думали, что ты уже ушла. Поздно спохватились, но главное, что успели. Пойдем-ка дойдем до его кабинета.
— Да, госпожа Томара… — девушка постаралась не подать виду, что озадачена. Зачем она в такой поздний час понадобилась главврачу? Она сделала что-то не так? — Парс, рядом.
Зверек соскочил со стула и нетерпеливо закружился вокруг нее. Она пошла, точнее, почти побежала за Томарой — та шагала споро и размашисто, словно у нее на плечах и не висел тяжелый рабочей день. Возле двери завотделением куратор остановилась и пропустила девушку вперед. Чоки-секретарша, как всегда,
Доктор Кулау приподнялся за столом и приветливо кивнул ей.
— Добрый вечер, Кара, — сказал он. — Присаживайся. Ну, как тебе первая рабочая неделя? Не жалеешь, что решила стать врачом?
— Нет, господин Кулау, не жалею, — улыбнулась Карина ему в ответ, присаживаясь возле его стола. Томара села на стул напротив и сладко потянулась.
— Рад слышать. Я, в свою очередь, намерен сообщить тебе, что весьма доволен твоими первыми днями в отделении. Мы с Томой, если честно, не ожидали от тебя такой прыти…
— И такой ответственности, — добавила хирург.
— И ответственности, — согласился Кулау. — Если продолжишь в том же духе, со временем из тебя выйдет хороший врач.
— Спасибо, господин Кулау, госпожа Томара…
Карина почувствовала, что краснеет. Она знала, что хорошо работает, но как-то не ожидала, что ее станут хвалить. По крайней мере, папа хвалил ее только тогда, когда она достигала чего-то действительного выдающегося. И правильно — разве стоит одобрять человека, который всего лишь делает то, что должно?
— Ну, и в качестве поощрения мы решили сделать тебе сюрприз, — продолжил Кулау. — Не только, впрочем, в качестве, поощрения. Кара, мы от лица всего нашего хирургического отделения поздравляем тебя с днем рождения. Двадцать лет — хорошая дата. Пожалуй, самый лучший юбилей в жизни — уже круглый, но жизнь только-только начинается. Вот, прими в качестве небольшого подарка.
Он открыл ящик стола и вытащил из него высокий глянцевый параллелепипед, украшенный этикетками кондитерского магазина Варатты. С широкой улыбкой он поставил его на стол и с хитрым видом фокусника снял верхнюю часть коробки.
— Па-ру-раам! — торжественно пропел он.
…когда потемнение в глазах прошло, Карина осознала, что стоит, вжавшись лопатками в дальнюю стену кабинета. Сердце бешено колотилось, грудь словно забило жарким и вязким пухом из подушки. Руками она сжимала горло, словно намереваясь себя задушить, а манипуляторы эффектора спиралями оплелись вокруг тела. Наверное, если бы они могли воздействовать на нее, она раздавила бы саму себя в малиновый джем. Парс прижался к стене возле нее и громко шипел в пространство, оскалив клыки. Отлетевший стул вверх тормашками валялся в стороне, а Томара с Кулау смотрели на девушку одинаково круглыми от изумления глазами.
— Кара, что с тобой? — куратор встала и подошла к Карине, заглянув ей в лицо. — Ты словно обаку увидела!
— Простите, госпожа Томара, господин Кулау… — с трудом прошептала девушка, часто и тяжело дыша. — Простите! Моя вина. Приношу свои нижайшие извинения!
Он опустила руки и заставила манипуляторы расслабиться и свернуться в клубки. Словно во сне, она подошла к перевернутому стулу, подняла его и аккуратно поставила на место. Во сне… Когда много лет назад пирожное ночами снилось ей в кошмарах, она с таким же бьющимся сердцем, задыхаясь от слез, вскакивала с кровати — но рядом даже в глухую полночь всегда оказывался папа, к которому можно прижаться и выплакаться, успокаиваясь, чтобы потом забыться легким светлым сном без сновидений. Но сейчас папы нет рядом, и она уже давно не та маленькая тринадцатилетняя девочка, не способная успокоиться самостоятельно.