Птенец и зверюга

Смирягин Андрей

– Еще чего? Да ты в них и не влезешь.

– Все равно, подари мне их на память. Когда мне будет грустно, я достану их из портмоне и буду смотреть на них. Это поможет мне лучше представить светлый образ твоих прелестей.

– Зачем?

– А ты не понимаешь? Чтобы делать то, что облегчит мне совершение подвига никогда не изменять тебе.

– Ты будешь с ними заниматься онанизмом!

– Да.

– Ой, а я никогда не занималась онанизмом, научи меня как это делается.

– Хм. Почему бы и нет.

– А это не вредно?

– Наоборот, развивает чувственность и помогает снять напряжение и нервозность.

Вот это новость, подумал Зверюга, мужчина учит женщину, как заниматься онанизмом. Он вспомнил, как с одной знакомой они однажды обменялись этим знанием.

– Делаешь так...

– Но я касалась себя так, и ничего. Меня почему-то возбуждает только твоя рука.

– Ну хорошо, тогда без меня руками вообще ничего не трогай.

– Я так не могу.

– Ну ладно, под душем иногда можно.

Ему вдруг в голову пришла поразившая его мысль. Она же еще сущая девчонка. Такое впечатление, что как три года назад он оставил ее в изумлении, что женщина от секса может получать вместо нескольких неприятных мгновений безумное счастье и удовлетворение, так она с тех пор ничему и не научилась.

Внезапно она разревелась:

– Я уже целый год не занималась настоящим сексом. А мне хочется всегда иметь рядом именно такие сильные руки, именно такое пушистое тело, именно такие щеки, за которые можно подержаться и помотать тебя из стороны в сторону. - Прошу, Птенец, не превращай меня в подушку для слез. Я и так в прошлую нашу встречу ходил мокрый с ног до головы.

– Знаешь, чего я хочу сейчас больше всего на свете.- вдруг спросила она.

– Чего?

– Я хочу тебя убить, чтобы ты больше никому не достался.

– Зачем же меня убивать? Убить меня - это удовольствие на один раз, а меня еще много-много раз использовать можно. Одно мне непонятно. Что ты во мне нашла такого? Ты только посмотри на эту рожу.

– Моя Хрюня. Разве же это в тебе главное.

Внезапно она о чем-то вспомнила и заторопилась:

– Иди в ванную, а потом я,- попросила она.- Мне еще надо успеть купить сегодня на вечер еды и приехать не позднее семи часов.

– Ты же в ссоре со своим приятелем. Могла бы и не торопиться.

– Тебе не надоело быть разрушителем чужих судеб. Я и так из-за тебя несчастна, теперь ты хочешь разрушить и последний мой островок стабильности.

– Хорошо, я буду во всем тебе повиноваться.

В ванной он нашел полотенце, шампунь, дезодорант и все, что было необходимо, чтобы привести себя в порядок. Стоя по душем, он разглядывал расположенные вокруг всевозможные средства по уходу за женским телом. Он всегда поражался обилию у нее флаконов, баночек, пузырьков и бутылочек разнообразных форм. И надо признаться, она обладала здесь немалым вкусом. От нее всегда исходило множество приятных запахов.

Чистым и свежим он вышел из ванной.

– За что я люблю таких мужчин, как ты,- проговорил Птенец,так это за их быстро приобретаемую аккуратность. Тебе бы еще побриться, посмотри какая щетина. У меня вся кожа красная. Ты что, с утра не брился?

– Брился, но очень торопился к тебе, и сделал это, наверное, не очень тщательно. А щетина у меня с каждым годом растет все быстрее и быстрее. Наверное, сейчас я сильно на уголовника смахиваю?

– Зверюга, ты и бритый любому уголовнику дашь сто очков вперед. Как бы я хотела вставать вот так каждое утро. И чтобы ты выходил к завтраку таким аккуратным и свежим. Как бы мы могли с тобою жить! Ты бы покупал мне сексуальное белье, а я бы за тобой ухаживала, готовила тебе еду и вообще. И в то же время мне страшно. Не представляю, как мы будем жить вместе, я ведь упрямая.

– А я еще упрямее.

– Да, в этом мы стоим друг друга. Это сейчас мы находимся на разных концах Земли, а когда мы будем каждый день видеться, да еще у каждого из нас характер. Ты не боишься, что быт и жизнь вместе разрушат нашу любовь?

– Если ты родишь мне хотя бы одного ребенка, я буду любить тебя в тысячу раз сильнее.

– И тебя даже не пугает, что твой ребенок станет евреем?

– Ты не понимаешь. Он будет моим ребенком. А еврей и мой ребенок - это совершенно разные вещи. И потом я хочу иметь от тебя девочку. А самое прекрасное у евреев - это их женщины.

– И ты хочешь, чтобы она была похожа на тебя?

– Хочу, но лишь по уму, а по красоте на тебя.

– А если получится наоборот?

– Ну знаешь, я тоже не Квазимодо, да и ты далеко не "Здравствуй дуб". Наоборот - тоже будет не хуже. В машине по пути в магазин, они продолжили разговор:

– Можно я задам тебе один вопрос?- спросил он.

– Задавай.

– Помнишь, в прошлом году, после нашей встречи в Израиле, у тебя была задержка.

– Еще бы не помнить, бросил меня на произвол судьбы, да еще в таком состоянии.

– Между прочим, ты уезжала первой.

– Какая разница, это ничего не меняло. Ты так или иначе должен был ехать в Москву несколько дней спустя. Ведь я права?

– Права, конечно. Во всем и всегда виноват я. Впрочем, с тобою я не против этого. Я хотел спросить, это было правдой, что задержка у тебя случилась всего лишь из-за волнений, связанных с переездом в новую страну, или ты предпринимала что-то более серьезное?

– Дурак, год назад я уже смирилась с тем, что забеременела от тебя. Я была как помешанная, ты свел меня с ума, и я готова была уже здесь рожать. Медсестра, сообщая мне отрицательные результаты анализа, даже несколько раз повторила, что у меня все в порядке и я не беременна, думая, что я плохо знаю английский язык. Она не понимала, почему я так расстроена.

После этих слов он вдруг понял смысл того, почему это хрупкое создание, сидящее рядом, так было подвержено перемене мест в поисках лучшего. Это было проявления самого настоящего материнского инстинкта, когда женщина, как кошка на сносях, ищет лучшее укрытие для своего будущего потомства.

– Как я люблю тебя, Птенец.

– Очень-очень любишь.

– Безумно.

– А ты мог бы, например, ради меня поменять веру и сделать себе обрезание?

– Что?!

– В этом, кстати, нет ничего такого, в Америке все мужчины из соображений гигиены обрезаны.