Птица колибри зимы не боится
Шрифт:
– Катерина, – жарко и одновременно строго зашептала мне в ухо сестра. – Ты ведешь себя неприлично. Я тебя просто не узнаю. Прекрати немедленно строить глазки Ярикову отцу и скажи, наконец, что-нибудь членораздельное. И вообще, зачем ты цветы в кастрюлю засунула? У нас разве ваз в доме нету?
Я очнулась и поняла, что, оказывается, уже нахожусь на кухне в обнимку со стопкой тарелок, роскошный букет из алых роз, который вручил мне Ярик, торчит из высокой кастрюли для супа, а гости чем-то гремят в большой комнате. Щеки мои запылали. Какой стыд! Воображаю, что этот Яриков
– Катюша, вам помощь не требуется?
Оказывается, мы с ним уже почти на «ты»! А я и не заметила. Когда же я разрешила ему называть себя Катей?
Тем временем Митя схватился за тарелки. Я тоже их на всякий случай не отпустила, и мы начали синхронно протискиваться по нашему узкому коридорчику, ведущему из кухни.
– Извините, – цепляясь спиной за стену, проговорил Митя. – Меня наши ребята несколько дезориентировали, и я как-то не совсем понимаю: вы Олечке мама или сестра?
– И то и другое, – пролепетала я.
– А изначально? – не отставал он.
– В каком смысле? – не поняла я.
– Ну, вы ее… как бы это… Рожали ее или не рожали?
– Рожала ее наша мама, но она во время родов умерла, и воспитывать Ольгу пришлось мне.
– Замечательно! – воскликнул Митя и, вырвав у меня тарелки, кинулся в комнату, оставив меня одну в полной растерянности и недоумении.
Что он увидел в моих словах замечательного? Что мама умерла или что я сестру воспитывала? Чудной какой-то. И вообще, какая разница, растила я Ольгу или нет? В данном случае, по-моему, важен не процесс, а результат, которым я лично вполне довольна.
Из столовой послышался звон. Я не сомневалась в его причине: мой странный новый родственник не донес тарелок до стола. По крайней мере, часть их. Потому что Ольга немедленно закричала:
– Ничего страшного, Дмитрий Сергеевич! Это к счастью!
За столом моя Ольга, видимо, решив не откладывать дела в долгий ящик, завела разговор о свадьбе. Какой, по ее мнению, она должна быть, сколько народу следует пригласить и что лимузин, пожалуй, нанимать не будем, хотя вообще-то в нем после загса очень здорово кататься по Москве и пить шампанское…
Я слушала ее вполуха. Никак не могла сосредоточиться, при всем старании не могла, ибо мой взгляд невольно возвращался к Мите. Он то поворачивался, то делал какой-то жест, на мгновение становясь безумно похожим на того, молодого Митю и миг спустя оказываясь непохожим, однако словно лишь для того, чтобы вскоре все повторилось вновь. И главное – этот шрам на пальце. Неужели бывают такие совпадения?
Вот Ярик совсем не походил на молодого Митю. Ничем не походил. Разве что худобой. Но и черты лица, и даже фигура совершенно иные. И волосы у Ярика гораздо темнее, чем были когда-то у Мити. Да и на своего отца, сидящего передо мной, он тоже совершенно не похож. Видимо, возобладали материнские гены. Такое случается. Я перевела взгляд на Ольгу. Она тоже вылитая мать. Вьющиеся темно-русые волосы. Голубые глаза, кожа смуглая. А я вся в отца – белокожая блондинка с синими глазами…
– Катя, ну, ты согласна?
Ох,
– Да, да, конечно!
– Замечательно! – обрадовался Митя. – А я боялся, Катя, что вас мое предложение смутит, хотя, по-моему, это совершенно естественно.
Я пребывала в полном замешательстве. Интересно, на что я сейчас согласилась? Я поймала на себе очень странный взгляд Ольги, и мне вдруг пришла в голову дикая идея. Вдруг Митя предложил мне выйти за него замуж и в целях экономии и удобства совместить обе свадьбы? Забавная была бы ситуация.
Из дальнейшего разговора выяснилось, что все обстояло гораздо хуже. Оказывается, я радостно приняла Митино предложение взять на себя все расходы, связанные с будущей свадьбой. Кошмар! Что он теперь о нас с Ольгой подумает? Меркантильное семейство, решившее с ходу взять в оборот отца жениха. Я даже не попыталась предложить, что возьму на себя хотя бы часть затрат.
Конечно, я не Рокфеллер. Однако мы и не нищие. У меня кое-что скоплено. Во всяком случае, достаточно, чтобы справить свадьбу сестры. Ужас как неудобно. Но и оттанцовывать назад поздно. Еще неудобнее выйдет. Как будто я меркантильная, но кривляюсь. Единственный выход – попросить Ольгу, чтобы она умерила свои аппетиты.
Мой взгляд в который раз упал на Митин шрам. Все-таки очень странное совпадение.
Глава II
В воскресенье ко мне явилась моральная поддержка в лице моей ближайшей подруги Геты Пинской. Вообще-то ее звали Евгения, и, по идее, она должна была быть просто Женькой, однако сочла это имя слишком мужским и совершенно не подходящим к своей ярко выраженной женской фигуре. По сей причине в молодости, когда мы учились вместе в педагогическом институте, она переименовала себя в Жанетту, а с течением времени, решив, что Жанетта звучит чересчур легкомысленно и даже фривольно, превратилась в Гету.
Кстати, в период, когда она была Жанеттой, произошла забавная история. Я забежала к старосте курса получить стипендию. Вижу, наши немногочисленные мужики умирают от хохота. Спрашиваю, в чем дело, а они мне вместо ответа ведомость под нос суют. Я глазами хлопаю, ничего понять не могу. Тогда староста мне объясняет:
– Ты на подпись Пинской-то посмотри.
Тут я наконец поняла. В графе «получено» стояло: «Ж. Пинская». Подруга, значит, переименовавшись, инициал изменила. Ребята похохатывают:
– Ну прямо в точку!
Так до конца института ее и звали «Жепинская». Надо добавить, Жанетта-Гета даже не особо и обижалась. «Подумаешь, – говорила, – мужики именно на это и клюют. А у кого этого нет, пускай мне завидуют. Потому что у меня эта часть тела весьма аппетитная».
Гета и впрямь неизменно пользовалась большим успехом у противоположного пола и своего шанса никогда не упускала, при этом смолоду проявляя стойкую неприязнь к замужеству. Считала, что женщина должна жить не для мужа, а для себя.