Птица Маук
Шрифт:
— Он может угадывать будущее по костям.
Рау покосился на Горюнова, еще быстрее забормотал над костями.
— Ты бы смог так? — спрашивает Нерхо простодушно.
Горюнов подумал, улыбнулся.
— Лучше.
Рау поднял голову, нахмурился.
— Убери это, — указал Горюнов на кости. — Ты гадал на костях, я буду на дереве.
Пляска приостановилась. Круг теснится подле поваленного дерева, на котором играли музыканты.
Горюнов наклонился над пнем. На срезе его — концентрические круги различной толщины. Это кольца древесины. Каждое из
— Я узнаю сейчас, как жили здесь раньше, — сказал Горюнов, приглядываясь к кольцам. — Хорошо ли пригревало солнце, часто ли шел дождь…
— Тебя не было здесь, — раздается недоверчивый голос я толпе.
— Дерево было. Оно скажет.
— Оно не вспомнит…
— Почему не вспомнит?.. Дерево старое… Сколько колец? Раз, два, три, четыре. Ну вот четыре года назад… Кольца широкие. Значит лето было длинное, теплое. Теплее, чем в этом году…
Онкилоны улыбаются, довольны правильным ответом.
Рау протолкался вперед, лег у дерева, приложил ладонь рожком к уху: не удастся ли ему подслушать, как дерево разговаривает с Горюновым?
— А десять лет назад, можешь сказать?
— Могу… Еще теплее…
Восторженные возгласы:
— Дерево помнит… Теплее!.. А пять лет назад?.. А два года назад?
Но Горюнов нагнулся к стволу, молча водит пальцем по срезу, точно неожиданно вычитал там что-то страшное.
На срезе видно: чем дальше от сердцевины ствола, тем уже и уже концентрические кольца. Это значит, что с каждым годом лето на острове делается все короче и короче. Разрывов, скачков нет. В этом — закономерность!
Горюнов поднимает глаза к горам, оцепившим котловину. Не слушает одобрительного гула, пытливо всматриваясь в снеговое кольцо на вершине гребня, в белые концы ледников, которые нависли над долиной, как занесенные мечи.
— Снег? Ближе? С каждым годом все ближе, да?..
Нерхо кивнул. Удивленно спросил:
— Тоже дерево сказало?
Рау с удовольствием подтверждает:
— О, раньше снег лежал далеко…
Онкилоны не замечают перемены, которая вдруг происходит с Горюновым. Его веселья как не бывало. Брови нахмурены, губы плотно сжаты.
Из толпы снова спрашивают с детской готовностью продолжать магическую игру-гаданье:
— А будущее? Ты не сказал нам о будущем. Каким будет лето теперь?
Горюнов попрежнему глядит на снеговое кольцо в горах. Ответил неохотно:
— Холодным…
— А через три года? Через пять?
— Еще холоднее…
Он садится на свое место, погруженный в задумчивость. Вокруг по прежнему кипит веселье. Возобновляются пляски.
Взгляд Горюнова рассеянно блуждает по долине, потом, словно завороженный, поднимается к снеговым вершинам, где за белыми зазубринами гребня повисло солнце.
Да, первое ощущение не обмануло его. Когда он поднялся на гребень и удивительная зеленая котловина впервые открылась перед ним, ему представилось, что все вокруг эфемерно, как мираж.
Так оно и было. Мир этот был похож на одуванчик. Дунь на него — и нет его!..
ГЛАВА СЕДЬМАЯ ИСЧЕЗАЮЩИЙ МИР
…С порога пещеры, расположенной несколько выше дна котловины, открывается широкая перспектива.
Вдали, будто дразня, то появляются, то исчезают серебристые столбы гейзеров. Курятся испарения над озерами. Ветра почти нет. Покой разлит в воздухе.
В нише пещеры самодельные водяные часы. С хрустальным звоном падают капли, отсчитывая время. Горюнов, сидящий у порога, склонился над бивнем мамонта. Медленно, с видимым усилием, он высекает буквы. Через его плечо можно прочесть продолжение надписи:
«…кажущееся спокойствие, затишье перед бурей».
Это очень кропотливая работа — такое примитивное письмо. Костяное долото соскакивает, буквы получаются острые, угловатые. Ни одному ученому, наверное, не давалось так мучительно его произведение, как Горюнову. Это lie только умственный, но и физический труд.
Однако только так можно сохранить для науки важные наблюдения. Мысль о том, что даже после его смерти найдут и прочтут эти записи, поддерживает, ободряет Горюнова.
Когда станет ясно, что конец близок, что время существования острова измеряется не годами уже, а часами, драгоценный бивень будет со всеми предосторожностями уложен в яму, внутри поросшую мхом. Пропитавшись водой, — а воды на острове будет тогда избыток, — мох превратится в губку, которая преградит доступ воздуху. А сверху будет навален курган из камней.
Когда это будет? Очень скоро, может быть.
…Непрочность, странную иллюзорность всего окружающего Горюнов ощутил сразу после прихода на остров. Тогда еще при виде пышной зелени, при виде ярких цветов и бабочек им овладела боязнь, что все вдруг исчезнет, рассеется, как мираж. Первое ощущение! И оно, как всегда, было правильным.
Перед ним был исчезающий мир, теряющий яркость своих красок, тускнеющий на глазах…
«Остров онкилонов — не что иное, как кратер потухшего вулкана, недра которого еще сберегают тепло. Все сходится: форма котловины, наличие вулканических пород, горячие источники, наконец, фумаролы— струи дыма, выходящие из расщелин на дне ущелья, где приносят жертвы.
Кратер вулкана принято называть в геологии кальдерой. По-испански кальдера — котел. Определение это особенно точно в данном случае. «Котел» подогревается снизу. Крышкой же, которая прикрывает его, служат туманы, которые постоянно висят над островом и препятствуют рассеиванию тепла.
Воздух в котловине вдобавок обильно насыщен углекислотой — результат вулканической деятельности. Редким сочетанием случайностей создалось подобие теплицы. Теплый и влажный климат в этом странном уголке в какой-то степени повторяет климат далекой от нас геологической эпохи…»