Птица Маук
Шрифт:
Кеюлькан чувствует, как уже непроизвольно начинают подергиваться его руки и ноги. Вот-вот и он следом за Рау пустится в колдовской пляс… Но, вспомнив, что он пришел за душой Горюна, мальчик заставляет себя остаться неподвижным.
Наконец, утомившись, Рау садится на землю перед таинственным предметом. С бесчисленными предосторожностями он открывает крышку, заглядывает внутрь и вытаскивает оттуда что-то белое, похожее на кору, Что бы это могло быть? Оно испещрено такими же значками, какими Горюн пестрит бивень мамонта.
Рау
В жилище Рау тихо. Кеюлькан чуть отодвигает шкуру, завешивающую вход. Колдун спит, повалившись на охапку листьев.
Кеюлькан вполз в пещеру. Осматривается. Тлеют уголья костра в углу. По стенам развешаны маски зверей, рога оленей, крылья птиц, пучки засушенных трав. Жутко!
Мерный храп колдуна.
Кеюлькан лихорадочно роется в куче шкур.
Рау лежит навзничь, разбросав руки. Кеюлькан перешагнул через него.
В углу, среди масок и амулетов что-то матово блеснуло. Кеюлькан раскидал маски. Шар! Он схватил его, поднялся. Счастливо улыбается.
Улыбка медленно сползает с лица. Глаза остановились, рот открыт, — Кеюлькан прислушивается: храпа нет, тишина!
Не оглядываясь, Кеюлькан быстро втянул голову в плечи, пригнулся, упал на руки. Кинжал, брошенный Рау, просвистел над головой и впился, дрожа, в стену.
Кеюлькан обернулся. Распрямился, как пружина, прыгнул на колдуна.
Яростная борьба. Рау — сильнее. Кеюлькан — увертливее. Все время при этом он старается держать голову так, чтобы колдун не мог увидеть его лица.
Кеюлькан очутился внизу. Рау старается дотянуться до кинжала. Под Кеюльканом — уголья костра. Меховая одежда его тлеет, дымится.
Рау дотянулся до кинжала, торчащего из стены, но, улучив момент, Кеюлькан схватил горсть пепла и бросил в глаза противника.
Рау стоит, качаясь от боли, закрыв лицо ладонями.
Кеюлькан схватил волшебный шар. Фигура его мелькнула в дверях, исчезла.
Он мчится через лес. В прорези между листьями призрачно поблескивает шар.
Он переплывает ручей. Пробирается сквозь кустарники. Бережно в вытянутой руке держит драгоценную ношу, будто освещая ею путь.
…Поляна, где в день своего прихода на остров Горюнов вперзые увидал охоту на мамонта.
Внимательно, как садовод, совершающий ежедневный обход сада, Горюнов осматривает ветви. Этой весной почки на некоторых деревьях не распустились. Горюнов качает головой.
Взгляд его скользнул поверх ветвей, — вдали холодно, зловеще отсвечивают ледники, спустившиеся почти к самому скату в долину.
Хруст валежника, шумноё Дыхание. Из лесу выбежал Кеюлькан.
Протянул Горюнову шар.
— Смотри, Горюн, — твоя душа.
Горюнов переводит взгляд с Кеюлькана на шар.
— Внутри значки, какими ты пестришь кость. Открой. Твоя душа спрятана здесь.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ ГОНЕЦ
Горюнов берет шар обеими руками, бережно, будто боясь расплескать то, что есть в нем. Всматривается в буквы, выбитые на шаре. Повторяет озадаченно:
— СССР?..
Поворачивает шар. Лучистое мерцание исходит от него. Долина внизу, горы за спиной, — если всмотреться в шар, — предстают сейчас необычными, преображенными.
— Что это?..
Внутри стеклянного шара чернеет капсюль.
— Зачем это?
Кеюлькан недоуменно пожимает плечами.
Непослушными пальцами Горюнов отвинчивает крышку. Вытащил металлический капсюль и вложенную в него записку. Текст на трех языках: русском, английском, норвежском.
Записка дрожит в руках:
«Этот буй спущен на воду сотрудниками гидрометеорологической станции в городе Усть-Порт. Просим нашедшего сообщить координаты, где поднят буй, что важно для изучения полярных течений и дрейфа льдов. Адрес: СССР, Ленинград, Арктический институт».
Горюнов шепчет, глядя вдаль:
— Ленинград… Ленин… град…
Кричит во всю мощь легких:
— Лени-ин!..
Остановился, словно прислушиваясь к чему-то.
— Там — революция! Если город назвали именем Ленина, в России — революция. Понимаешь, Кеюлькан?.. Нет, ты не понимаешь меня, мальчик!
Горюнов сидит на траве в позе мучительного раздумья.
— Революция. Когда же она? Когда была? В шестнадцатом? Мы ушли в шестнадцатом. Могла быть в тот же год, летом, осенью… Или позже?
Кеюлькан смотрит на юг, защищая глаза ладонью от солнца.
— Был мрак, хаос, — говорит Горюнов. — И вот вспыхнуло: Ленинград. Все осветилось вокруг. Я вижу огромную страну по ту сторону гор, вижу всю, Кеюлькан, сразу всю!
…Просека «в лесу заполнена людьми в меховых костюмах: малицы, штаны, торбаса. В центре круга сидят старейшины, за ними стоят воины в парадном убранстве, дальше женщины и дети. Это сход всего племени, призванный разрешать самые важные вопросы.
— Горюн никогда не обманывал нас. Слово его одно.
— Но там Маук. Маук улетела туда. Маук вернулась на Большую землю.
— Маук нет больше, — повторяет Горюнов. — Она мертва. Весть об этом принес светлый шар.
Поднял гидрографический буй высоко над голо! Вой.
— Кто же убил ее? — недоверчиво спрашивают из толпы.
— Мои друзья…
— Когда?
— Не знаю.
— Зачем же нам уходить? Здесь хорошо.
— Смерть стережет вас. Вот снег. Сегодня он на горе, завтра будет здесь.
— Как же дойдем по льду?
— Так же, как дошли сюда. Сделаем лодки, нарты. В руках у вас железные топоры.