Птица над городом. Оборотни города Москвы

Клещенко Елена Владимировна

— Ну вот мы и хотели скастовать этот спелл! — с энтузиазмом подхватила Николаенко. — То есть научиться. Если волхвы это делали, значит, можно!

— Наложить заклятье, — машинально поправила я. Наталья мне уже разъяснила — с компьютерно-американским жаргончиком мы, педагоги, боремся. И сами стараемся к нему не прибегать.

— Наложить заклятье, — послушно повторила Марина. — Ведь должно быть несложно, раз они это делали быстро.

— В общем, да. Обернуть псом любого оппонента, до князя включительно, — сильный аргумент в споре, но только уложиться надо было в секунды.

— Ага, потому и слово короткое, — ухмыльнулся Айрапетян.

— Должно быть, поэтому, — согласилась я. —

И очень вероятно, что слово то самое — в таких вещах предания не врут. Дело не в этом.

— А в чем? — жадно спросила Николаенко. Она так трогательно растаращила на меня глаза, что стала похожа на мою Машку. (Нет, русые дреды — это, вне всякого сомнения, круто, но надеюсь, что у Машки все-таки хватит ума не делать в мочке уха пятимиллиметровую дырку, да еще с латунным люверсом…)

— Слово-то не изменилось, но изменилось все остальное. Время, язык, нравы, словоупотребление. При волхвах это слово вместе с другими такими же было табуировано. То есть запрещено. («Мы знаем, что такое табуировано!» — с обидой заметил Айрапетян.) Эти слова были ведомы только тем, кто прошел обряд посвящения, и употреблять их можно было только в самых крайних случаях, например при угрозе жизни. А теперь?

— А теперь… его все употребляют.

— Совершенно точно, — похвалила я. — Все и всегда, начиная с детского сада. И говорят, и пишут, и печатают, — я многозначительно прищурила глаз на Маринину футболку, точнее, на самое распространенное английское слово.

— Ну, русское на одежде не печатают, — смущенно пробормотала красотка.

— Уже начали, — утешила я. — А при частом употреблении любое заклятие теряет магическую составляющую. Теперь это простое условно-неприличное слово. Ясно?

— Я-асно, — недоверчиво протянула Николаенко, — а почему тогда мат в гимназии запрещен?

— Да! — подхватил Айрапетян.

Так вам все и объясни. Я помедлила, подбирая слова.

— Потому что есть простое сквернословие и есть… ну, скажем так: виртуозная брань. Существуют люди, способные таким образом подбирать и комбинировать слова, что получается эффект, достаточно близкий к легендарному. Причем как эмоциональный, так и физиологический, и магический.

И добавила, строго взглянув в просветлевшие юные лица:

— Конечно, вы понимаете, что пытаться обнаружить эти заклятья методом проб и ошибок — все равно что подбирать тупым перебором восьмизначный код. Подобные комбинации уникальны, их надо или знать, или родиться настоящим охальником. Тут важен каждый суффикс, каждый эпитет, каждая интонация. Проклятье — дело тонкое. Иначе в Москве от собак ступить было бы некуда.

— А тогда почему мат в гимназии… — снова завел Айрапетян.

— Да потому, — значительно сказала я, — что организмы оборотней, особенно самых маленьких, чувствительны к вербальным воздействиям. И в первую очередь — к неумелым и грубым. В следующем году, на анатомии, мы с вами это обсудим подробнее, а пока просто имейте в виду: если у проклятия нет видимого эффекта, это не значит, что эффекта нет вообще. Бывает, что оборачивание, вопреки ожиданиям, и у прирожденного оборотня от этих слов нарушается. Так понятно?

Понятно, судя по вновь омрачившимся лицам. Наверняка опыты не прекратят, но это и неважно. Есть вещи, которых им все равно не достичь: должная концентрация и эмоциональный настрой. А плохие слова и в автобусе услышать можно. У нас в городе вообще экологическая обстановка скверная.

Кстати о собачках. Давеча во время урока Ламберт стоял ко мне спиной. Я не могла видеть, шевелил ли он губами, когда «страховал» этого долговязого и остальных. И не зря же он именно собак выбирает темой для первого урока. А потом гимназисты, наглядевшись на это дело, тянутся

за наставником…

Глава 7

Конечно, это была довольно странная пара — лисенок и цыпленок. Но вместе им было очень хорошо.

Ян Экхольм.

Машку сегодня забирала моя мама, они собрались сходить в «Пять звезд» на просмотр полнометражного мультфильма с поеданием мороженого и соленого пенопласта в кулечках, который американцы называют попкорном. Программа увеселений у них составлена обширная — хоккей на магнитном столе, поезд в пещере, обход игрушечных лавок, — так что у меня есть еще по крайней мере четыре часа. И почему бы в таком случае мне не навестить Летчика Ли? Конечно, предварительно позвонив ему, дабы не пересечься с какой-нибудь другой… посетительницей. Кто там его знает, с него станется.

Этот тип не имеет никакого отношения ни к авиации, ни к Востоку. Его прозвище происходит от известной песни группы «Чиж». Ну, той, про американца, которого сбил вьетнамский летчик Ли Си Цын:

Вижу в небе белую черту,

Мой «фантом» теряет высоту…

Ли Си Цын — из-за основного Облика. А Летчик — из-за характера и склонностей. Любитель приключений, вероятно, рискованных и отчасти таинственных — именно потому таинственных, что он будет за рюмкой рассказывать вам о своей поездке, не упуская ни одной детали, за исключением самых главных. Но из всех своих квестов он тем не менее всегда возвращается в свою нору. Нора двухкомнатная, в смешном старом доме послевоенной застройки. Как он туда попал и что вообще поделывал до моего с ним знакомства, точно не известно. Я так и не рискнула даже задать ему прямой вопрос о возрасте. И не потому, что боюсь его смутить, — боюсь услышать подробный и правдоподобный рассказ о том, как он воровал кур в имении великого князя Николая Николаевича и что с ним в тот раз приключилось смешного. Кицунэ живут долго, даже дольше нас, врановых.

Только не говорите, что не поняли, кем мне приходится Летчик Ли! Не верю я в такую наивность у современного читателя. Имеет право мать-одиночка, муж которой сбежал так далеко, что дальше, пожалуй, только в космос, — имеет она право начать новую жизнь? Вроде бы имеет. Однако мнения бывают разные, взять хотя бы мою маму. Да и не только ее. В общем, это не то чтобы запрещено или противозаконно, но… не принято у нас. Я птица, он зверь.

Я уже упоминала, что недолюбливаю лисичек-оборотней? Нет, в своем роде прелестнейшие создания. Полная гармония души и Облика! Глянцевый мех, красное золото спинки, непорочная белизна грудки, изящество и грация в каждом движении, обманчиво-простодушные глазки… и пасть, как у небольшого крокодильчика. Что говорить, неприятные девицы. Но мужчина-кицунэ, лис-оборотень — это совсем другое дело, правда ведь?

Сев на выносную антенну, проволокой примотанную к балконным перилам, я заглянула в окно. Форточка была закрыта, наверняка из чистой вредности — день теплый. Но все равно отсюда я его видела как на ладони.

Галки не умеют улыбаться. Мне просто стало теплее, как будто бледное солнце жарче припекло спину и крылья. Русые волосы с единственным каштановым клоком на темени, отросший чуб косо свисает над бровью, тонкий горбатый нос нацелен в экран компьютера. Ли азартно шуровал мышью, судя по радостному оскалу — не работал, а в кого-то стрелял. Готовая иллюстрация к «Рассказам о животных» Сетон-Томпсона: «Мышкующий лис».