Птица счастья (сборник)
Шрифт:
– С женой? – сумрачно спросила Марина.
– Не знаю. Наверное…
Вошли в дом. На столе стояли пироги: с мясом, капустой и черникой. На плите изнемогал сложный суп с самодельной лапшой.
Когда хочешь есть и тебе дают – это счастье.
Уселись за стол.
– А кто их позвал? – спросила Марина.
– Что значит «позвал»? Их же не в гости позвали. По медицинским показаниям.
– А ты при чем?
– Я – врач. Рустам попросил, я помогла. А что? Не надо было?
Марина поджала губы.
Анна отправила в рот ложку супа. Закрыла глаза от наслаждения. В этом изысканном ужине пряталась вся любовь и забота. И легкое тщеславие: «Вот как я могу».
– Это не суп, – подтвердила Анна. – Это песня.
– А что он сказал? – спросила Марина.
– Кто?
Ничего себе вопрос.
– Рустам, – напомнила Марина.
– Ничего. Спросил, сколько стоит операция в Америке.
– А мне что-нибудь передал?
– Передал: спасибо… – «За вас» Анна опустила. Это могло быть обидно. Хотя и просто «спасибо» – тоже обидно после всего, что было.
Марина опустила глаза.
– Если вы любили друг друга, то почему не поженились? – простодушно спросила Анна.
– У него другая вера, – кратко ответила Марина.
Не скажет же она, что он ее бросил. Стряхнул, как рукавицу.
– Ну и что? У нас почти все врачи другой веры. И у всех русские жены.
– Евреи, что ли? – уточнила Марина. – Так евреи – вечные беженцы. Они выживают.
– Интересная мысль… – Анна улыбнулась.
Ее друзья и коллеги меньше всего похожи на беженцев. Скорее, на хозяев жизни. А татарин Акчурин – вообще Первый кардиолог.
– А какой у него сын? – осторожно спросила Марина.
– Потрясающий. Я бы его украла.
«Мог бы быть моим, – подумала Марина. – Только здоровым. От смешения разных кровей дети получаются лучше. Как котлеты из разных сортов мяса».
– Мальчик похож на Рустама? – спросила Марина.
– Гораздо умнее…
Так. Значит, Рустам показался ей недалеким.
Анна почувствовала себя виноватой, хотя не знала, в чем ее вина.
Они сидели на кухне, пили чай с черникой, и над их головами метались многие чувства.
Хлопнула входная дверь. В доме раздались легкие шаги.
– Кто это? – испугалась Анна.
– Алечка, – хмуро ответила Марина.
– Кто? – не поняла Анна.
– Моя внучка, кто же еще…
Марина по привычке устанавливала свои порядки на чужой территории. А почему ей в ее возрасте надо менять свои привычки? И что особенного, если ребенок подышит воздухом и поест хорошую еду? Здесь всего навалом. Половина выкидывается собаке. И взрослым полезно: не замыкаться друг на друге, а отдавать тепло – третьему, маленькому и растущему. Поливать цветок.
Анна замерла с куском пирога. Стало ясно: она – за порог, Аля – тут же появилась в доме. Марина – самостоятельна и независима. А независимость часто граничит со жлобством. Грань тонка.
Алечка тем временем привычно метнулась к холодильнику, взяла йогурт. Села в кресло с ногами. Включила телевизор.
Передавали какую-то тупую игру. Тупой текст наполнял комнату. Алечка смеялась.
– Выключи телевизор, – потребовала Анна.
– А вы пойдите на второй этаж. Там не слышно, – посоветовала Аля.
– Иди сама на второй этаж! – прикрикнула Марина. – Там тоже есть телевизор.
– Там маленький… – заупрямилась Аля. Но все-таки встала и ушла.
Анна сидела, парализованная открытием. Ее (Анну) не любят. Ее просто качают, как нефтяную скважину. Качают все: и Ферапонт, и Карнаухов, и целая армия больных. Думала, Марина – простая русская душа – жалеет и заботится. Но… Мечтанья с глаз долой, и спала пелена. Как у Чацкого.
Анна отодвинула тарелку и поднялась на второй этаж, в свою спальню.
Телевизор грохотал на втором этаже.
– Иди вниз, – приказала она Але.
– Ну вот… – пробурчала девочка. – То вниз, то вверх…
Однако телевизор выключила.
Алечкой можно было управлять, хоть и через сопротивление.
Марина осталась сидеть внизу с невозмутимым видом. Когда она нервничала, то надевала на лицо невозмутимость. Защитный рефлекс. Марина рисковала и понимала это. Если Анна взорвется и попросит их обеих убраться восвояси, ей просто некуда будет пойти. Алечку она отвезет к матери, а сама – хоть на вокзал. Сиди и встречай поезда.
Алечка спокойно спустилась. Кажется, пронесло. А может, и не пронесло. Завтра выгонят. Но завтра будет завтра. А сейчас надо покормить ребенка.
Марина усадила внучку за стол и стала подкладывать лучшие кусочки. Алечка вдохновенно ела, а Марина сидела напротив и благословляла каждый ее глоток.
Ночью Анна долго не могла заснуть.
Вспомнился рассказ деда, как во время войны он привел в дом беспризорника. Они с бабушкой его накормили, отмыли и одели. А он на другой день вернулся с друганами и обокрал дом. Доброту он воспринял как слабость.
Так и Марина. Выживает любой ценой. Карабкается из ямы вверх и тянет за собой внучку. Тут уж не до политеса. У таких людей, которые карабкаются из ямы вверх, не бывает ни совести, ни чести. Только желание вылезти.
Анна понимала всех. Только вот ее никто не хотел понять. Все только пользуются, как нефтяной скважиной. Но с другой стороны, если скважина существует, то почему бы ею не пользоваться… Нет зрелища печальнее, чем пустая заброшенная скважина.
Это был вторник. Анна запомнила, потому что вторник – операционный день. Анна вернулась уставшая.