Птичий глаз
Шрифт:
Ольга быстро подошла к шкафу и, показывая на надраенные шкурками стенки, спросила:
— Эту можно полировать? Затем, взяв у Николая мешочек с канифолью, она постукала им по стенке. Стенка тотчас сделалась белесой и веснушчатой. Обмакнув два пальца в рюмочку с постным маслом, Ольга, еле касаясь, провела по фанере. Потом она взяла кусок ваты,
Представим, что это политура, звонко сказала Ольга и, облизав запекшиеся губы, выкрикнула: Итак, приступаю!
Все удивлённо смотрели на Ольгу. Дерево тотчас потемнело под политурой.
— И долго же так она будет мусолить? спросила бабушка.
— Увидите, Прасковья Семёновна, весело отозвался Николай и, подойдя к Ольге, сказал: Молодец вы! Всё подметили… Вот что: завтра пойдём на фабрику…
К случившемуся Антонина Ивановна отнеслась сердито.
— Вот ты посмотришь, чем дело кончится, говорила она бабушке. Девчонка окончательно от рук отобьётся. Всё благодаря их проповедям: настоящая жизнь! А знают ли они её? Мальчишки! Голодранцы! Каких-то два костюма имеют, выходной да рабочий, и думают, что они погоду делают. А Ольга, как же, конечно, туда же, за ними. Настоящая жизнь! Посмотришь, чем всё это кончится!
— Да будет тебе! отвечала ей бабушка. Вечером она потихоньку на кухне слушала рассказ Николая, как Ольга чуть не сбежала, когда он привёл её на фабрику.
— Испугалась? бабушка участливо взглянула на Ольгу.
— Да нет, засмеялся Николай. Увидела она в кабинете директора мебель. Стулья кривоногие, а кресла о тех даже и сказать не знаю как. Посмотрел я на Ольгу, вижу: сплошное разочарование. Меня за рукав дёргает, шепчет: «Это что же, говорит, продукция вашей мебельной фабрики?» В это время директор входит. Я ему: дескать, привёл вам свою кандидатуру. А она опять спрашивает: «Это что же, наша продукция?» Директор засмущался: «Да что вы, здесь же у меня весь брак собран». И наверное, обидевшись, сделал вид, что ему нужно пройтись по фабрике. А заодно и нас прихватил с собой. — Что же ты мне и маме ничего не рассказываешь?
Ольга и рада была бы, да не знала, что же ей рассказать. О том, что ли, как она смутилась и покраснела, когда они вошли в сборочный цех? Там все мужчины ходили в громадных, до пола, фартуках. Поэтому Ольга и сказала только:
— Завтра я иду в первую смену.
Услышав это, мать грустно поглядела на портрет отца:
— Если бы он был жив, конечно, этого не случилось бы!
Но, всматриваясь в лицо мужа, подумала: «Кто знает, он иногда выкидывал и не такие фокусы».
И потом, когда бабушка, вслух думая о завтрашнем обеде, обратилась к Антонине Ивановне, та покосилась на Ольгу, пожала плечами и, сощурив свои выцветшие глаза, сказала:
— Что ты у меня спрашиваешь? Вот молодая хозяйка, теперь спроси у неё. Она ведь с завтрашнего дня рабочий человек…
Но даже в этом её ехидном замечании не чувствовалось обычного сарказма. Мать казалась равнодушной и безучастной ко всему. А Ольге вдруг показалось, что всё, чем жила она эти дни, опять только вымыслы.
Сидели без света. В комнате было, как всегда, тихо. Только за стеной в комнате Гаглоева раздавались тяжёлые, твёрдые шаги Николая.
Ещё с детства, когда Ольга ждала чего-то необычайного и важного, её всегда волновало и приводило в смятение равномерное тиканье часов. Она пыталась считать: раз-два, раз-два. Сбивалась, снова считала. Так и теперь, как к часам, Ольга прислушивалась к шагам за стеной.
— Скорей бы завтра! вздохнула она, ни к кому не обращаясь.
— Куда уж скорее! зевнула Антонина Ивановна.
Бабушка включила свет.
— Ми-илые! Ну и засиделись!
Был второй час ночи.