Птичка певчая
Шрифт:
Мой славный доктор был таким чистым, таким порядочным, что не счел даже нужным предупредить меня о фиктивности нашего брака. Господи, да я по сравнению с ним просто легкомысленная кокетка… В нашей святой дружбе Хайруллах-бей забыл, что он мужчина, но я не забыла, что я женщина.
Мужчины в большинстве своем плохие, жестокие, — это несомненно. А все женщины хорошие, кроткие, — это тоже несомненно. Но есть мужчины, пусть их очень мало, у которых чистое сердце, честные помыслы; и такой чистоты у женщин никогда не найдешь».
X
Когда Феридэ проснулась еще более усталая и разбитая, чем накануне, было уже двенадцать часов, и солнце стояло высоко. Она испугалась, как школьница, опаздывающая на урок, и спрыгнула с кровати.
— Ну и молодец же ты, Мюжгян! Ведь я сегодня уезжаю. Почему вы меня не разбудили?
Мюжгян ответила, как обычно, спокойно:
— Я несколько раз заходила, но ты спала. Лицо у тебя было такое утомленное, что я не решилась будить… Не бойся, сейчас не так уж поздно, как ты думаешь. Да и неизвестно, будет ли сегодня пароход. На море шторм.
— Мне надо уехать непременно.
— Я попросила папу сходить на пристань и узнать, как там обстоят дела. Он велел быть наготове. Если пароход придет, он пришлет экипаж или сам приедет за тобой.
День своего отъезда Феридэ представляла себе совсем иначе. Мюжгян возилась с малышами, тетки, как всегда, болтали и смеялись. Кямран куда-то исчез. Феридэ загрустила. Ей было очень обидно, что на нее обращают так мало внимания.
Мюжгян тихо сказала:
— Феридэ, я оказала тебе услугу: выпроводила Кямрана из дому. И он согласился на эту жертву, чтобы не доставлять тебе лишних волнений.
— И он больше не придет?
— На пристань, может быть, заглянет проститься с тобой… Ты, конечно, рада?
Глаза у Феридэ были грустные, губы вздрагивали. В висках мучительно ломило, и, чтобы унять боль, она сжимала их пальцами.
— Да, да, спасибо… Очень хорошо сделала…
Феридэ бессвязно бормотала слова благодарности, и ей казалось, что теперь она навеки умерла для сердца любимого друга детства и больше никогда с ним не примирится.
Перед самым обедом принесли приглашение от соседа, председателя муниципалитета. Он давал прощальный обед по случаю возвращения всей семьи в город на зимнюю квартиру, а также в честь Феридэ.
— Как это так! — запротестовала Феридэ. — Ведь за мной должны сейчас приехать.
Тетушки принялись ее успокаивать:
— Нельзя не пойти, Феридэ. Стыдно. Тут всего-то идти пять минут. Да и что тебе собираться? Накинь только чаршаф.
Что случилось? Если раньше тетки всегда проявляли материнскую заботу, то теперь волновались о ней не больше, чем о больной кошке? Феридэ отвернулась, чтобы не видеть их, и сказала:
— Хорошо, я согласна.
Было около трех часов. Феридэ стояла под навесом, увитым уже желтеющим плющом, и всматриваясь в дорогу. Вдруг она воскликнула:
— Мюжгян, я вижу экипаж… Кажется, это за мной.
И как раз в этот момент вдали, за деревьями на набережной, показался пароход.
Сердце отчаянно забилось, готовое выпрыгнуть из груди.
— Идет! — закричала Феридэ.
В саду поднялся переполох. Служанки засуетились, побежали за накидками для дам.
Феридэ сказала теткам:
— Я выйду пораньше, а вы потом подойдете.
Они с Мюжгян кинулись напрямик через сад, но у ворот неожиданно столкнулись с поварихой.
— А я за вами, барышня, — сказала старуха. — Господа приехали на экипаже, просят вас…
Азиз-бей и Кямран встретили молодых женщин в коридоре на втором этаже.
— Ну вот, прибежали две сумасшедшие гостьи. Не шумите! — сказал Азиз-бей. Затем он оглядел Феридэ с головы до ног и добавил: — В каком ты виде, милочка? Вся взмокла…
— Пароход пришел…
Азиз-бей улыбнулся, подошел к Феридэ, взял ее за подбородок и пристально глянул в глаза.
— Пароход пришел, но тебя это не касается. Твой муж не согласен…
Феридэ сделала шаг назад и растерянно пробормотала:
— Что вы сказали, дядюшка?
Азиз-бей указал пальцем на Кямрана.
— Это он, твой муж, дочь моя. Я ни при чем.
Феридэ вскрикнула и закрыла лицо. Она готова была упасть, но чья-то рука поддержала ее за локоть. Открыв глаза, она увидела Кямрана.
Азиз-бей радостно засмеялся.
— Наконец наша Чалыкушу попала в клетку. Ну, как! Я хочу посмотреть, как ты будешь биться! Увидим, поможет ли это…
Феридэ пыталась закрыть лицо, но не могла вырваться из цепких рук Кямрана. Она отчаянно вертела головой, стараясь куда-нибудь спрятаться, и все время натыкалась на плечи и грудь молодого человека.
Азиз-бей, все так же смеясь, продолжал:
— Твои родные подстроили тебе западню, Чалыкушу. Эта изменница Мюжгян выдала тайну. Да благословит аллах память усопшего Хайруллаха-бея, он
прислал твой дневник Кямрану. Я взял эту тетрадь и пошел к кадию 109 , показал ему некоторые страницы. Кадий оказался человеком умным и тотчас скрепил ваш брачный договор с Кямраном. Понятно, Чалыкушу? Отныне этот молодой человек
— твой муж, и я не думаю, чтобы когда-нибудь еще он оставил тебя одну.
109
Кадий — духовный судья.
Феридэ зарделась, даже ее голубые глаза порозовели, а в зрачках вспыхнули красные огоньки.
— Не капризничай, Чалыкушу! Мы же видим, что ты счастлива. А ну, говори за мной: «Дядюшка, ты все очень хорошо устроил. Именно так я хотела».
Азиз-бей почти насильно заставил Феридэ повторить эти слова. Затем он распахнул дверь в комнату и, победоносно улыбаясь, воскликнул:
— Я уполномочен действовать именем шариата. От лица Чалыкушу… извиняюсь, от лица Феридэ-ханым заявляю о согласии на брак с Кямраном-беем. Читайте молитву, а мы провозгласим: «Аминь!» — он обернулся к Феридэ: — Что скажешь, Чалыкушу? Ах ты, проказница! Ростом с ноготок, а сколько лет всех нас мучила! Ну что? Как я тебя на этот раз обвел вокруг пальца?