Птицы не вьют гнезд на чужбине
Шрифт:
А.С.Пушкин
Накануне страшной ночи старшая дочь Гилязовых – Закиря ушла ночевать к родственникам, что и спасло ей жизнь.
С деревянным протезом, молодая женщина среди раскулаченных – это верная гибель. По бумагам всех членов семьи не проверяли. Закирю хватились только в ссылке-поселении, никто не мог сказать, сбежала она или погибла в дороге…
На широкой сельской улице ждал конный обоз с какой-то полуистлевшей рогожей, брошенной в телегу. Нурхамат стоял на обочине со связанными впереди руками и пытался уговорить конвоира напоить коня. Мужчина не
Тронулись. Присоединили еще одну семью. Отдельным обозом. У них были старики и сыновья с невестками. Детей, видимо, успели спрятать.
Надрывно скрипело правое колесо телеги. «Эх, пересобрать бы,– вертелась юлой мысль у Нурхамата. – И лошадь прихрамывает – перековать надобно».
В такие минуты мужчина возвращался мыслями в сельские будни.
Раскулаченных провезли через все село, которое только просыпалось – неторопливо, словно пробуя новый день на вкус: какой он будет?
Одни старались не смотреть в глаза, стояли у своих ворот. Другие подбегали поближе, чтобы почувствовать запах крови и насытиться им, как стервятники, которые медленно кружили над добычей. Третьи, наспех подпоясавшись, бежали к дому Гилязовых – поживиться.
Ни малолетние дети, ни поддержка и помощь семьи Гилязовых односельчанам, не останавливали таких. Зависть и злоба затмили не только глаза, но и головы.
Нурхамат сидел, подняв голову, разглядывал все вокруг внимательным взором. Он был уверен, что каждую живую душу Творец полюбил такой, какой она проявляется в этом мире. Но встречаются на твоем жизненном пути, и не раз, люди с дефектами души. И ты становишься сильнее, не мстишь, давая Творцу время для торжества справедливости и правосудия.
Справедливость восторжествовала, а пока вилась долгая дорога в затерянные глухие края, все дальше от родного дома.
Ехали день и ночь, иногда забывались в тяжелом сне. Проснувшись, долго не могли понять: где они и что с ними. Когда рассвело, увидели в зябком растворяющемся тумане полустанок и эшелон, исчезающий за горизонтом.
Ссыльные всё прибывали из деревень, сёл и городов.
Дети плакали. Подогнали вагоны и глав семей под конвоем поставили в строй на перекличку. Потом начали выкрикивать фамилии и по наспех сколоченному деревянному трапу загонять в вагон. Окна в беспорядке были забиты досками. Внутри сразу стало душно. Закрыли двери вагонов, и эшелон медленно тронулся. Надрывно перестукивали колеса, скрипели тормоза, пахло мазутом и гарью.
Нурхамат подумал: неизвестность – это страшно. Она была липкой и тяжелой. Остановок не объявляли. В вагонах стоял несмолкаемый плач и стон детей и взрослых.
Состав с натугой шел в гору.
Нурхамат поднялся с грязного пола и попробовал выбить одну из досок на окне, наспех заколоченном. Поранился об гвозди, но работу не прекратил. Получилось. Поток свежего воздуха смело ворвался в смрадный вагон, на душе стало легче.
Внезапно он почувствовал, как пока еще очень далеко и слабо, но забрезжил свет. Появилась вера в лучшее, захотелось что-то сделать для этого. Страх медленно отступал, давая возможность проанализировать произошедшее. Подумать о том, как быть дальше.
Сколько ехали – никто не помнил. Станция. Раздвинулись тяжелые двери вагонов,
Глав крестьянских семей отделили и под стражей увели. Эшелон с семьями раскулаченных перегнали на какие-то железнодорожные пути, заросшие мхом и мелким кустарником. Зарядил мелкий дождь, словно оплакивая ушедших в неизвестность.
Наступила ночь. Дождь и ветер отступили. В беспорядке резвилась мошкара. Вагон погрузился в тяжелое молчание. Сна не было. Ждали родных – отцов, братьев.
Марфуга старалась не плакать, прижимала к себе детей, целовала в молочные макушки, вдыхала родной запах, и от этого становилось хоть на мгновение, но спокойно. Иногда женщина замирала и повторяла себе: «Я сильная, я справлюсь, дай Аллах жизнь моим детям! Не оставь нас! Верь, девочка, всегда верь в лучшее. Что бы ни происходило в твоей жизни. И лучшее придет, непременно придет, в самые неожиданные тяжелые времена. Все будет в порядке!».
«Не жди, что станет легче, проще, лучше. Трудности будут всегда. Учись быть счастливым здесь и сейчас. Иначе не успеешь», – любил повторять Нурхамат супруге и детям.
Увидит ли она мужа, а дети – отца?
Марфуга то погружалась в тяжелые мысли, то вновь пыталась вынырнуть из раздумий. Потом забылась тяжелым сном. Проснулась от холода, вся дрожа, очнулась и начала ощупывать возле себя детей. Нашла. Успокоившись, закрыла глаза, и поплыли перед ней счастливые моменты семейной жизни.
…Муж вырезал деревянный гребешок в тот день, когда родилась дочь. Подоспевшая повитуха увидела Марфугу уже в потугах, раздала указания домочадцам, успокоила, что не первенец, попросила удалиться и молиться.
Очнувшись от тревожных дум, глава семьи увидел в своих крепких мозолистых руках длинный изящный ряд высоких деревянных зубьев, причудливо украшенных кружевной резьбой. Нурхамат переживал за жену. Не помня себя, быстро вышел к нехитрым инструментам по дереву, смастерил гребешок.
«Дочь, у меня дочь!» – неожиданно промелькнула мысль у немолодого уже Нурхамата, пятнадцать лет назад лишившегося в один час и жены, и малышки.
Удивленно рассматривал в больших руках изящный, невесть откуда взявшийся гребешок. Гилязов-старшийне замечал слез, которые в этот момент тихо скатывались по суровой щеке.
В этот день жена родила красавицу Василю.
Повитуха, полная, средних лет женщина, устало вытерла лицо отрезом нетканого полотна, вышла во двор со словами: «С прибавлением, Нурхамат…»Увидела в руках свежевыструганный деревянный гребень, удивленно остановилась на полуслове: «Знал, видать, мужик-то, что дочь него».
В пору сенокоса и жатвы крестьянская семья поднималась на рассвете. Спали по три часа. Любимое время каждого. Ведь у тебя впереди весь день.
Выбегаешь босыми ногами по прохладной высокой траве умываться к ручью. Мягкая трава, покрытая росой, нежно щекочет ступни. На востоке алеет кромка горизонта, передает всему свету: «Просыпайтесь, просыпайтесь». Звезды медленно угасают, месяц растворяется в небе. Утренний туман отступает, оставляя за собой капельки прозрачных росинок. Пробуждается природа, отдохнувшая и набравшаяся сил.