Птицы. Крылатые чудеса природы

Ulrich Schmid

V"ogel: Zwischen Himmel und Erde

Птицы завораживают людей. Они трогают за душу и бередят воображение, в равной степени вдохновляя творцов и исследователей. Птицы окружают нас повсюду. Мы видим их в бетонных джунглях больших городов и в первозданной сельве, в собственном саду и на курорте у моря. А если и не видим, то слышим. Каждому знаком голос кукушки (хотя мало кому

Здесь я написал сцену у ручья, и вместе со мной ее творили овсянки, перепела, соловьи и кукушки у меня над головой.

Ничуть не меньше, чем птичьи трели, нас вдохновляет яркое оперение. Ближайшие родственники человека, млекопитающие, в этом смысле обычно довольно невыразительны. Это связано с тем, что окрас в мире животных прежде всего служит для коммуникации, а способность различать цвета почти у всех млекопитающих весьма ограниченна. Какой смысл быть пестрым, если твой оппонент этого не видит? Так что при общении млекопитающие делают ставку больше на нюх, а не на глаза. Исключение составляют многие приматы, в том числе и человек – по счастью, мы видим мир разноцветным, иначе наша жизнь стала бы гораздо беднее. Но, должно быть, птицы глядят на нас с таким же сочувствием, с каким мы – на большинство других млекопитающих. Помимо воспринимаемого нами спектра, птицы также видят незримое для нас ультрафиолетовое излучение. Поэтому и сами они пестрые: цвета используются, когда есть кому их различать. Цветная реклама действует гораздо сильнее. Вот почему многие самцы у птиц разодеты в пух и прах, а некоторые еще и устраивают чрезвычайно эффектные выступления в брачную пору.

Птицы, как и люди, «визуалы», а следовательно, по большей части активны днем – это еще одна причина, почему наши пути так часто пересекаются. То, что мы с вами больше не просыпаемся и не ложимся одновременно с курами – результат технического прогресса, который позволил нам пользоваться зрением и по ночам. Но в случае перебоев с электроэнергией тут же становится очевидно, насколько плохо мы приспособлены к жизни в темноте и что ночью нам вообще-то полагается спать.

Если бы у меня было три желания, первым делом я бы загадал способность видеть как птица. А потом – летать как птица.

Мечта о полете, вечная тоска по небу. Аисты и грифы, способные часами парить без единого взмаха крыльев, сапсаны, которые в пикирующем полете дадут фору любому пилоту «Формулы-1», горные гуси, взирающие сверху на самые высокие вершины Гималаев, летающие беззвучно совы – даже если не говорить об этих исключительных талантах, «самый обычный» птичий полет все равно вызывает изумление и восхищение. Подражать ему бессмысленно, хотя с древнейших времен люди то и дело пытаются это делать. В мифологии это были Дедал и Икар, которые пытались сбежать из плена на Крите при помощи крыльев из птичьих перьев. Научная попытка подражания полету была описана Леонардо да Винчи в «Кодексе о полете птиц» (Codice sul volo degli uccelli) 1505 года. Ассистент Леонардо в ходе испытаний переломал себе кости и при этом еще легко отделался, в отличие от многих пионеров воздухоплавания, которые погибли, пытаясь подражать птицам. С тех пор люди научились достаточно безопасно планировать по воздуху при помощи различных приспособлений, например параплана, но по-настоящему летать, как птица, человек не сможет никогда.

Птицы во многих отношениях отлично приспособлены к полету. Однако это налагает на них и определенные ограничения. Вспомнить хотя бы обо всем том, что люди (да и другие млекопитающие) делают руками (или лапами). Впрочем, птицы сумели компенсировать этот недостаток. Клюв – их чудесный многофункциональный инструмент, чтобы добывать пищу и ухаживать за оперением.

Для полета нужно много энергии. «Боинг-747» расходует около 13 000 литров керосина в час, объем его топливных баков составляет примерно 200 кубических метров. У птиц «баком» для дальних перелетов служат жировые депо, расположенные рядом с летательными мышцами. Обратная сторона медали: если хочешь тратить в полете поменьше энергии, нужно быть как можно легче. В частности, птицы не могут накапливать значительные жировые запасы, как это делают некоторые млекопитающие, скажем, наращивая жир на зиму. Поэтому птицам нельзя позволять себе большие перерывы между приемами пищи и они вынуждены почти постоянно быть активными – еще одна причина, по которой за ними наблюдать гораздо проще, чем за большинством животных. Особенно легко это делать в саду с кормушкой, куда пернатые прилетают удовлетворить потребность в энергии.

Именно в саду начинали свою карьеру многие ученые. Когда наблюдаешь, приходят вопросы. Например, самый очевидный вопрос у зимней кормушки: куда подевались летние птицы? Просто невероятно, каких успехов удалось здесь достичь исследователям. Иммануил Кант (1724–1804), великий философ, который также оставил многочисленные труды по естествознанию и географии, совершенно верно отмечает в одной из работ в главе «О зимовке птиц»: «Принято считать, что в теплые страны на зиму улетают те птицы, которые не могут найти достаточно корма в северном климате». Но уже парой строк ниже мыслитель возвращается к донаучным убеждениям: «Большинство птиц на зиму укрываются в земле и живут без еды, как барсуки или муравьи. Ласточки прячутся в воду. Аистов, гусей, уток и им подобных порой находили в Польше и других странах по отдаленным оврагам и незамерзающим болотам. А в Пруссии однажды зимой из Балтийского моря выловили аиста, который ожил, оказавшись в доме».

Спустя 250 лет в Интернете можно следить за тем, как аисты, орлы или кукушки летят зимовать в Африку. Закрепленные на птицах передатчики сообщают об их местоположении с идеальной точностью. Нам также постепенно удается разгадать секреты их ориентации и навигации во время дальнего пути (пусть еще далеко не все).

Не теряют ли птицы в наших глазах свое очарование из-за таких научных данных? Не думаю. Скорее как раз наоборот: они кажутся еще более удивительными. Чем больше мы знаем о птицах, тем больше восхищаемся их невероятными способностями, жизненными стратегиями и эволюционными приспособлениями.

Наука о птицах неразрывно связана с именами таких исследователей, как Иоганн Маттеус Бехштейн (1757–1822) и Иоганн Фридрих Науман (1780–1857), авторов многотомных трудов по естествознанию и орнитологии. Уже в начале XIX века они переводят в разряд мифов и легенд представления вроде тех, которые излагает Иммануил Кант.

Здесь собраны портреты 32 видов птиц. Среди них есть птицы редкие и широко распространенные, приметные и осторожные, те, что считаются ценными, и те, что снискали славу «проблемных», старожилы и недавние переселенцы. Конечно, в каждой главе в первую очередь повествуется о соответствующем виде. Но вместе они складываются в рассказ о биологии птиц в целом: о перьях и окрасе, перелетах и миграциях, токовании и высиживании птенцов, зрении и слухе и психологии семейной жизни.

При этом две темы для меня особенно важны. Одну из них весьма удачно обозначил биолог Феодосий Добржанский: «В биологии ничто не имеет смысла, если не рассматривать это с точки зрения эволюции» [1] . Многие истории, которые я расскажу, связаны с темой эволюции как в целом, так и в деталях, речь в них идет об адаптации, изменениях и о том, как птицам удается оставлять потомство и тем самым гарантировать успешное выживание вида. Это тесно связано со второй темой: резким сокращением видов птиц в условиях очень быстро меняющейся окружающей среды. В 1962 году американская исследовательница Рейчел Карсон взволновала читателей по всему свету бестселлером «Безмолвная весна», книгой, которая стала сигнальным огнем и бикфордовым шнуром для всемирного движения в защиту окружающей среды. Многое, о чем она тогда предупреждала, с тех пор превратилось в реальность. Весна пока еще не безмолвна, но стала гораздо тише. Там, где раньше над полями порхали десятки жаворонков, сегодня остались единицы. Птичье многоголосье оскудело, а некоторые голоса умолкли навсегда. Причины этого очевидны, не хватает действий. Слишком поздно? Не будем отчаиваться – в этой книге вы в том числе найдете описания успешных зеленых инициатив, которые наглядно демонстрируют, что все возможно. Птицы точно того стоят.