ПТУшник 2
Шрифт:
Продают всего понемногу, блок из пятнадцати пачек производимой именно в Эстонии жевательной резинки за девять рублей не продали ни разу, максимум по три пачки разных сортов, обычно мятную, апельсиновую и клубничную.
Как-то ее продавали даже в моем городе, пару недель точно, поэтому я немного в ней разбираюсь. Покупаю еще наборчики жевательной резинки по четыре подушечки в каждом за тридцать шесть копеек, немного шоколадок в красивых, почти иностранных обертках и Калевские наборы конфет.
Лимонад и мороженное поглощаю сам,
После трех часов шоппинга и нескольких перебранок с продавцами я трачу около сорока рублей и уже вполне солидно набил свою большую спортивную сумку, даже тяжело носить ее, поэтому сдаю ее в камеру хранения на вокзале.
Перебранки происходят все по одинаковому сценарию, продавщица вдруг забывает русский и упорно твердит мне на своем финно-угорском языке какую-то тарабарщину, гордо отворачиваясь в сторону от меня.
Ничего, я точно знаю, что следует сказать, чтобы знание русского снова быстро вернулось к представителю титульной нации:
— Что, не понимаем по-русски? Как вас только на работу берут, куратские морды? А если так, Гитлер капут, понимаем? Что, фашистов ждем обратно, чтобы жопы немецкие целовать? Чей дедушка служил в СС? Не твой, что ли? Кто из родни комиссаров и евреев на ямах расстреливал?
Стоит после этого посмотреть на ошарашенные лица продавщиц.
— Ну, что, все еще не понимаешь язык Пушкина и Толстого?
После этого знание русского сразу появляется, вслед за явно неискренним возмущением коренной жительницы.
— Тогда пожалте жалобную книгу! Я там и про дедушку эсэсовца напишу, и что внучка его русский язык за оккупантский принимает! Пора в КГБ на ваш магазинчик жалобу писать! Что бы разогнали антисоветское подполье! В Сибирь навсегда!
Книгу мне, конечно, не дают и с явным опасением смотрят, как на врага, знающего откуда-то сокровенные семейные тайны. И про дедушку из эстонского СС и про дядю, работавшего во время войны надзирателем в концлагере.
Я тоже не задерживаюсь, запоминаю магазин и ухожу поскорее, пока местные не опомнились, не вызвали своих доверенных людей из милиции, которые тоже понемногу подрывают советский строй изнутри.
А то, понимаешь, моду взяли не понимать, что им настойчиво говорит хороший советский подросток!
Комсомолец, который теперь знает все сокровенные тайны и мечты эстонского народа!
К обеду я сажусь на электричку, проезжаю пару станций из центра в район новостроек, где живут в основном русскоязычные приезжие. Там таких националистических проблем не имеется, только, и ассортимент товаров не очень чтобы меня устраивает, видно, что снабжение солидно уступает более эстонским районам.
Или жители быстрее все скупают из того, что меня интересует.
Поэтому снова иду на станцию, где дожидаюсь электрички до Нарвы.
Через три часа я оказываюсь в самом городе, где забиваю эстонским дефицитом еще пару пакетов, договорившись
Нет особого смысла ездить в тот же Таллин, если Нарве теперь есть знакомые продавцы, готовые и мне помочь, и себе немного заработать по черному.
Перехожу мост, уже хорошо нагруженный, на подвернувшемся рейсовом автобусе из Ивангорода медленно проезжаю двадцать километров до Кингисеппа, откуда уже хотят рейсовые автобусы до Ленинграда, прямо на автовокзал около Обводного канала.
Там добираюсь по знакомому маршруту до Варшавского вокзала на трамвайчике и вскоре, уже в ночи, я открываю дверь квартиры.
Уставший, но, очень довольный, разбираю свои покупки. Потратил сегодня восемьдесят рублей на закупку почти заграничных дефицитов, еще примерно пятнадцать рублей ушло на дорогу и еду.
Тема должна реально дать отдачу, прокачусь еще пару раз и точно во всем разберусь наилучшим образом.
Глава 20
Утром следующего дня я проснулся на своей кровати-полуторке в квартире бабы Таи, сладко потянулся, почесав себе заодно интересное место.
Честно говоря, я вчера так устал после трудной поездки, что спать завалился без душа, забыв о прочей гигиене полости рта и остального тела. А попотеть пришлось немало, таская тяжелые грузы, хорошо, что еще лично свои.
Все же понервничал изрядно, ругаясь с продавщицами, пусть в этом процессе и не имеется особого смысла, высказывать им мои мысли насчет того, что я про них думаю. Больше то все равно не купишь, только проблем приобретешь от местной милиции, а у меня сейчас особо уязвимое положение.
Да и тяжелую сумку таскать тоже довольно утомительно по весу и объему, еще она постоянно привлекает взгляды милиционеров, того гляди, подойдут, представятся по форме и спросят документы.
Непросто будет объяснить, что я здесь делаю, в столице соседней, не очень между нами говоря, братской республики, за четыреста километров от места моей прописки, если на руках только свидетельство о рождении и ученический билет.
Правда, предусмотрительно оставлен билет на поезд, по которому я приехал в Таллин, поэтому насчет прописки вопросы сразу снимутся, однако, о моем несовершеннолетии все равно останутся.
Возникнут еще закономерные вопросы, а что же у меня в сумке и рюкзаке находится, а там и до провала Штирлицу недалеко…
Как здорово никуда не спешить рано утром, когда на работу выходить только днем. Есть в этом какой-то особенный цимес, как говорит Софья Абрамовна, а я ей верю.
Как-то я сильно запарился за последние дни, пришлось съездить в Москву на матч, теперь снова целое путешествие в Таллин, еще на перекладных добрался до Нарвы, а потом обратно в Ленинград сложным и утомительным путем, на двух медленных автобусах и одном трамвае.