Пуанты для балерины
Шрифт:
В этот день наш доктор впервые за много лет причастился Святых Христовых Тайн.
Старая башня
Башня стояла на краю города, недалеко от зелёного парка. Стройные пушистые берёзки прикрывали красный потёртый кирпич с крошками штукатурки, торчащие балки из тёмных проёмов окон. Непонятно, что это было — старая ли водонапорная башня или пожарная каланча, или ещё какое полувековое заброшенное строение… Рядом — домики, построенные немцами после войны, новые девятиэтажки,
В этот день шёл дождь, и над башней небо было лиловым. Тонкие изогнутые стрелки молний то и дело тревожили небо, внезапно и быстро. А город шумел, недовольный, вздрагивал от раскатов грома и зябко поёживался от мокрого плеска машин. Молнии озаряли внутренность башни: чёрные стены, бетон, какие-то железки в углублении, напоминавшем комнату. В этом углублении сидел тихонько сизый голубь, — как он туда забрался? Судя по его виду и ощипанному хвосту — он был больным, и залететь так просто в башню не мог. Кто же его принёс сюда? Разве бывают люди в этой башне?
Стёпка неслышно (на фоне грома — неслышно) подошёл к голубю и завернул его в майку. Пригрел на груди — кожа да кости, точнее, перья. Лёгкий, хрупкий, тёплый, живой…
«Что ты здесь делаешь?» — шепнул ему Стёпка, но голубь не шелохнулся. Бедняга, наверное, он тоже боится грозы… Быть может, он, как и мальчик, не знал, что она нагрянет так внезапно и застанет его в одинокой старой башне?
Здесь казалось, будто ты один во всём мире. Будто не в городе, а на другой планете, где нет людей. Потому что из проёмов не видно домов, разве только в правом углу — краешек светящихся окон, которые под дождём сливаются в сплошное пятно. А кругом — лес, тёмный, клочки чёрно-серых туч — и всё. И кроме дождя — ничего вокруг не слышно…
Резкий грохот заставил Стёпку вздрогнуть — грянуло так, что запищали сигнализации. Стёпка вздрогнул, крепче прижал голубя и… проснулся.
В темноте увидел, как бегают по стенам лучи от фар, услышал, как шелестит дождь. Никакой грозы не было и в помине… Приснится же!
Стёпка поморгал, вылез из-под одеяла и поёжился. Из открытого окна веяло прохладой, под одеялом — тепло, только нос мёрзнет, а вот в майке… Чтоб не замёрзнуть окончательно, Стёпка быстро прошёл на кухню, попил воды, заглянул в ванную и улёгся спать. И заснул, на удивление быстро, но уже без снов.
…Утро было серое и холодное. Брызгал дождь, и в школу совсем не хотелось идти: из уютной комнатки — в серую пыль. Ещё и контрольная по математике, какая-то городская — зачем?! Радовала лишь башня — она была взаправду — выгляни за дом, перейди дорогу — и ты перед ней. Мокрой, кирпичной, высокой.
Стёпка поправил лямки ранца, откинул капюшон лёгкой курточки, переступил жёлтыми сапожками, на которые налипло несколько мокрых, таких же жёлтых берёзовых листьев. И шагнул в тёмный проход.
Он не раз бывал в этой башне. Почему? Стёпка не знал. Он любил тайны. В лагере, летом, довелось ему пару раз побывать на раскопках старинного храма… Интересно было, хотя ничего особенного, кроме большущих гвоздей, Стёпка не нашёл. Но само место дышало тайной. Как это объяснить? Это как музей. Как старый дом, где до тебя, быть может, ходил
Башня была загадкой. И Стёпка старательно, день за днём искал ответ — на потёртых стенах, в крошке бетона. А вчера он решил простукать стенки на верхней площадке — вдруг где-нибудь есть тайник?
На верхнюю площадку вела крутая винтовая лестница. Пока заберёшься — вспотеешь. Стёпка даже отдышался и расстегнул курточку. И — шагнул к проёму окна.
Окон было три, узких, полукруглых, точнее — полуовальных. Если подойти к окошку справа и чуть привстать на цыпочки — видно город. Дома, дома, мокрые крыши, машины, плескающие лужами, тёмно-серая дорога, жёлтые деревья, несколько зонтиков… Часть машин, ехавших к центру города, как-то странно притормаживала возле большой лужи, объезжали её, выходя на встречную полосу. Встречные машины нехотя тормозили. Что такое? С каких таких пор машины стали бояться луж?
Стёпка всмотрелся, чуть внимательнее и внутренне замер — на секунду. Потому что машины объезжали не лужу, а кирпичи! Да — да, целую груду кирпичей, наполовину утонувших в этой луже.
«Кто их так рассыпал?!» — ахнул Стёпка и уже хотел было направиться к тайнику, но передумал. Потому что непрошенным гостем пробился вопрос: «а что будет, если машина всё-таки наедет на эту груду кирпичей?»
Стёпка не знал. Попробовал представить — страшно. Сломается машина. А если и не наедет, а столкнётся с кем-нибудь, объезжая эти кирпичи? Скорость небольшая, но будет авария. Скорее всего, никто не пострадает, приедет полиция, уберёт эти кирпичи, но пока она доедет, будет огромная пробка. А что такое пробка, Степан знал не понаслышке. Это когда опаздываешь (обязательно!), а автобус едет, как улитка, и выйти нельзя, потому что не положено! И ещё подступает к желудку противная тошнота и твой завтрак. И медленно, медленно тянется время… А если машина не заметит эти кирпичи и наедет на них?
Дальше додумывать Стёпка не стал. Потому что стало ему зябко и неуютно в этой одинокой башне. Как во сне. Только вот голубя — ещё одного живого существа рядом не было. А был Стёпка один.
«А почему я?! — подумал он сердито и отчаянно. — Много людей же ходит, из домов видно эти кирпичи… Кто-нибудь уберёт!»
И время… Так он неспешно дойдёт до школы, сядет за парту, вынет тетрадку и успеет даже перекинуться словечком с соседом Мишкой; если он сейчас поковыряет тайник — успеет добежать до школы и сесть за парту. А из-за кирпичей, он успеет только добежать до школы и с опустившимся сердцем стоять у дверей класса, переминаясь с ноги на ногу и ждать, краснея, пока откроют и… не разрешат зайти в класс. Потому что звонок прозвенел, и идёт контрольная!
А если вдруг… сейчас?
А он, Степан, всё это видел?
Стёпка мотнул головой, снял ранец. Вытряхнул оттуда учебники, пенал, тетрадки, сумку со сменкой. И быстро стал спускаться по ступенькам…
…Кирпичи оказались тяжёлыми. Стёпка быстро клал их в ранец, один за одним, также быстро оттаскивал потяжелевший рюкзак к обочине и высыпал их в сырую длинную траву. Потом снова — на дорогу. Машины медленно объезжали кирпичи и маленькую, съёженную фигурку, копошившуюся неизвестно зачем возле большой лужи.