Публичные признания женщины средних лет

Таунсенд Сьюзан

Сама я научилась читать довольно поздно, и мне понятен ужас человека перед страницей, которая пестрит загадочными черными загогулинами. В начальной школе я дрожала от страха, что учительница вызовет меня читать (а учительница была просто садистка, и каждый раз при виде нее мои мозги превращались в кашу). Чтение я освоила без ее помощи: пропустила три недели занятий из-за свинки. (Кстати, куда делась свинка? Похоже, ее извели вместе с оспой и девичьими обмороками.) Моя мама купила на распродаже книжки из серии «Просто Уильям» Ричмала Кромптона, и меня так увлекли картинки, что захотелось понять, что же под ними написано. Мама почитала мне подписи разок, другой, и как-то так получилось, что, вернувшись в школу, я уже умела читать.

Тем из вас,

кто в глаза не видел книг про Уильяма, объясню, в чем их прелесть. Действие начинается в 1930-х годах, когда Уильяму Брауну одиннадцать лет (взрослее он не становится, хотя дни рождения отмечает). Его семья живет в деревне. У матери, миссис Браун, многострадальной женщины, частенько болит голова. Миссис Браун отказывается верить в дурные наклонности Уильяма, хотя бог свидетель, что ни день ее сынок все дальше катится под гору. Мистер Браун вечно не в духе. По будням он ездит на электричке в город. В отличие от жены, папаша убежден, что Уильям — бесовское отродье. Когда мистер Браун возвращается домой, его там нередко уже ждет деревенский полицейский.

Уильям — главарь шайки «Бандиты», хотя парнишка он не злой. Впрочем, надо признать, что нынче с таким послужным списком (взлом и вторжение, похищение, подделка, поджог) он был бы подопечным социальных работников. А скорее всего, его упекли бы в надежное местечко для малолетних правонарушителей. Книжки носят на редкость подрывной характер и написаны богатым, сочным языком. Читатель видит мир взрослых глазами Уильяма и вместе с героем находит этот мир загадочным и двуличным.

Уильям Браун ненавидит школу и постоянно нарывается на неприятности. А судя по письмам (как правило, с просьбой освободить его под залог), над орфографией и пунктуацией он бился без особого толку. Мой литературный герой так и не подрос, но я надеюсь, что в Стране Сказок его потом учил хороший учитель и он все же закончил школу грамотным. Боюсь, что внешкольные «навыки» Уильяма — бунтарство, кулачный бой — вряд ли подготовят его к взрослой жизни. Если, конечно, он не пожелает вступить в иностранный легион, где единственное требование к кандидату — чтобы руки-ноги были на месте.

Нам бы молиться на хороших учителей. Мы должны им больше платить и прекратить завидовать их длинным отпускам. Зануд и деспотов следует отчислять из пединститутов. Ни в коем случае нельзя допускать, чтобы их дурной нрав отравлял жизнь детям. Одна из моих дочерей много недель подряд рыдала каждый вечер от страха, что учительница на нее опять «наорет».

Миллионы рабочих мест уже пропали и никогда не вернутся. Но безработные остались, и если они сидят дома в вынужденном безделье, по крайней мере у них должна быть возможность взять книгу и прочитать ее.

Стоунхендж

Стоунхендж всегда меня очаровывал. Впервые я туда приехала в двенадцать лет. В те дни было можно побродить среди камней и — о ужас! — даже потрогать. Народ любил устраивать пикники внутри каменных кругов, а по ночам, если верить «Новостям мира» [22] , развлечения принимали менее невинный характер.

Теперь все иначе. Стоунхендж превратился в туристический центр и отдан в ведение организации «Английское наследие». Теперь там все стильно, организованно и тоскливо. Территорию Стоунхенджа отгородили от дороги проволочным забором, и единственный способ попасть поближе к камням — заплатить три фунта семьдесят пять пенсов скучающему юнцу в зеленой будке и пройти через турникет, за которым начинается туннель под дорогой. В туннеле хранится огромное количество штуковин, похожих на мобильные телефоны, с флагами всех стран мира. Мой муж после долгих поисков нашел-таки один с британским флагом, нажал кнопку «воспроизведение», и некий джентльмен с вымирающим акцентом английского чайного плантатора принялся, перекрикивая треск помех, хрипло вещать о Стоунхендже.

22

Бульварная газета.

Мы миновали фреску на стене туннеля, где изображен первобытный человек, бредущий по долине с приличным грузом камней на горбу. Извините за сравнение, но картина выглядела так, словно сам первобытный человек окунал палку в разные жидкости — болотную жижу, овечье дерьмо, кровь животных — и ляпал все это на стене… как бы сказать… первобытно… Снаружи нас встретили живописные нагромождения камней в солнечном свете и тени от них на упругой ярко-зеленой траве.

При виде веревочной ограды вокруг камней мне захотелось перепрыгнуть этот символический барьер и добежать до круга. Но я устояла перед искушением, не желая, чтобы охрана «Английского наследия» оттаскивала меня на глазах иностранных туристов, перед телекамерами, и зашаркала по дорожке вместе с остальными посетителями. Мы вовремя догадались выключить голос чайного плантатора. Понять его было почти невозможно, да и те немногие фразы, которые мы разобрали, звучали отрывками из сценария, написанного Шекспиром в соавторстве с Барбарой Картленд [23] . Не удивительно, что у американцев был озадаченный вид.

23

Писательница, «королева» любовных романов (1901–2000).

Мы медленно продвигались вперед. Каждые пару шагов приходилось тормозить, чтобы не влезть в чей-нибудь кадр или видеосъемку. Я фотоаппарат беру с собой редко, он попал в черный список вещей, которые непременно стянут, если сам не посеешь. Знаю-знаю, в старости я об этом пожалею, потому что не смогу перелистать страницы фотоальбома и оживить волшебные мгновения жизни. Но память-то, я надеюсь, не потеряю? Закрыв глаза, я так и вижу эти волшебные камни. (Впрочем, должна признаться, я и воочию их видела буквально на прошлой неделе.)

Мы снова спустились в туннель и прошли мимо магазина сувениров. Муж ухватил меня за руку.

— Ты здорова? — спросил он. — Мы же прошли милю магазина.

Оглянувшись, я увидела на витрине горку мелких плюшевых медвежат, наряженных в шкуры из якобы леопардовых лоскутков, — первобытных людей из себя изображали, не иначе. В другой витрине сидели такие же медвежата, только в фирменных свитерах «Английского наследия», и даже с желтыми значками. Нам нужно организовать общество в защиту плюшевых медвежат. Их бессовестно эксплуатирует индустрия туризма. Они вынуждены работать в жутких условиях: в ноздри бьет запах пудры, а в ушах стоит лязг электрических кассовых аппаратов.

Нехотя я вошла вслед за мужем в магазин. Муж был настроен щедро.

— Хочешь пару сережек из Стоунхенджа? — проявил он заботу.

Я с ледяной улыбкой отказалась от любезного предложения. К кассам тянулась длиннющая очередь. Туристка из Японии, похоже, собралась утащить на родину пять банок «Старого английского варенья». Толстый американец купил гигантский леденец «Стоунхендж» и пожирал его глазами, наверняка мечтая слопать в гостинице вечером. Я ушла с пустыми руками — это новая веха в моей личной эволюции. А жизненная цель такова: покупать лишь самое необходимое. Пока, к несчастью, мне много чего необходимо.

Потом мы присели отдохнуть на лавочку перед отгороженным полем со множеством овец. Одна овца отбилась от товарок, подошла к краю поля и сунула морду в ограду. Овцы вообще славятся своей тупостью, эта же выглядела просто слабоумной, к тому же невероятной уродкой. Но не успели мы ахнуть, как эту шерстяную дуру обступила толпа туристов и давай фотографировать и снимать на видео ее уродскую морду. Клянусь, овца решила, что она — принцесса Диана. От славы у нее прямо-таки закружилась голова, потому что она оторвалась от ограды и вернулась к другим овцам, в дальний конец поля, только когда туристы расселись по автобусам и уехали.