Публицистика 1918-1953 годов
Шрифт:
— Я ее знаю очень хорошо. Была когда-то похожа на ангела. С утра надевала самое простенькое платьице и скакала в рабочие трущобы — „на работу“. А воротясь домой, брала ванну, надевала голубенькую рубашечку — и шмыг с коробкой конфет в кровать ко мне: „Ну давай, дружок, поболтаем теперь всласть!“
Судебная и психиатрическая медицина давно знает и этот (ангелоподобный) тип среди прирожденных преступниц и проституток» (Бунин-1990.— С. 116). В записи от 11 июня («четыре часа») Бунин повторяет: «Впрочем, уголовная антропология отмечает среди прирожденных преступников и особенно преступниц и резко противоположный тип: кукольное, „ангельское“ лицо, вроде того, что было, например, когда-то у Коллонтай» (Бунин-1990.— С. 163).
…вдруг
Дон-Аминадо «Наша маленькая жизнь» *
Современные записки. — 1927.
– № 33. — С. 523.
Дон-Аминадо— см. коммент. на с. 569.
Заметки (о газете «Возрождение») *
Россия. — 1928. — 7 января (№ 20). — С. 1.
С месяц тому назад в газете «Возрождение» появилась статья З. Н. Гиппиус, в которой она заявила, что левые и правые пути изжиты и что нужен некий третий путь… — имеется в виду статья З. Н. Гиппиус «Третий путь» (Возрождение. — 1927. — 4 дек. (№ 915). — С. 3–4), во второй части которой говорилось:
«Общая линия дневника — моя; и она, все та же самая, определяет для меня и позицию сегодняшнего дня. Как даже Милюкову ясно, что признав значение личности в истории, нельзя не признать и личной ответственности, так ясно мне еще многое другое. Мне ясно, что признав самодержавие отжившей и пагубной формой, и поняв, что иным путем, кроме революционного, оно свергнуто быть не может, — нельзя не утверждать революции февральской. Она происходила не вовремя? Да; но одни говорят: „слишком рано“; другие — „слишком поздно“. Я говорю последнее; и мне не только не по пути с теми, кто эту революцию отрицает или проклинает, но даже с находящими, что она слишком „рано“ совершилась. Для меня ясно, — и было ясно с первого момента, — что святая (да, святая) белая борьба успеха иметь не могла, и не будет иметь, если возродится в прежней форме и с прежним содержанием. Я знаю, что никаким евразийцам Россию в Азию не превратить, а равно и коммунистам — не уничтожить собственного ее, вечного лика; но я знаю также, что идея только узконационалистическая, одна, в какой бы среде она ни действовала, бессильна в борьбе с интернационализмом.
Я не сомневаюсь, что если бы Милюков занял позицию вроде сегодняшней 12 лет тому назад, он мог бы сыграть, в ходе тогдашних событий, громадную и благодетельную роль; но мне слишком ясно, что, при коренной перемене соотношения сил и самих сил, теперь, — эта же (формально) позиция есть позиция распыления или омертвения, и — разложения. Мне далее ясно, что все старые, так называемые „левые“ партии, одушевляемые некогда идеей свободы и шедшие на борьбу за нее, — ныне просто перестали, как таковые, существовать. Ни одна не сумела расширить, соответственно времени, свои основы и положения, и жизнь ушла у них из-под ног. Партия эсеров, самая когда-то живая и русская партия, раздавлена тяжелой ответственностью за „срыв России“, тем более тяжелой, что она же этой ответственности не сознает. Одна часть партии еще пребывает в окостенелом виде, другая — насквозь изъедена тлей большевизма.
Стоит ли упоминать о группировках и партиях „правых“? Мой взгляд в эту сторону и так известен. Состояние же этих партий таково, что обеспокоен ими может быть сейчас разве только левый прозелитизм Милюкова.
Наконец, яснее ясного для меня следующее: из утверждения всех ценностей во всех областях жизни — должно вытекать абсолютное и всестороннее отрицание большевизма, в какой бы форме и где он ни проявлялся. Только такое отрицание может подвинуть на борьбу с большевизмом, но только при полном, четко определенном и открытом утверждении ценностей свободы, права и личности можно находить те, соответствующие моменту, конкретные формы борьбы, которая делала бы ее успешной.
Я подчеркиваю: из той единой общей линии, которую я здесь бегло, случайными чертами,
Мне скажут, конечно (даже те, кто основную линию нащупает): „Что же это за позиция? Как раз реально-то она и не существует. Вы не с Керенским, не с Милюковым, — у них нет адамантового камня непримиримости, что делает тактику их мерцающей, для нас неприемлемой. Вы и не с теми, кто, выражаясь условно, „прав“: им не хватает других краеугольных камней. Где же вы? Просто ни с кем? Просто нигде“.
Да, если ограничить поле зрения политическими вождями и тесным их окружением, — видимость будет именно такова. Больше: если ограничить время одной данной секундой — я не смогу указать даже на какое-нибудь определившееся течение… ибо и течения такового, вполне определившегося, еще нет. Существуют, однако, признаки, что оно может родиться, и как раз там, где мне, отнюдь не профессионалу, всего естественнее его искать и всего важнее найти: среди общей массы здешних русских людей. В большинстве она пока „беспризорна“ (и слава Богу!), политически наивна (воображая, что аполитична) и живет, если угодно, обывательски… до того или другого серьезного момента, когда воочию сливаются „политика“ и жизнь, когда нужно сделать „выбор“ пути. Тогда выбор делается — не сознательно, лишь по интуиции, но гениальной, а потому выбор всегда верный, тот же, какой был бы сделан и сознательно. Не политические вожди его подсказывают, нет, он делается помимо них, а при случае даже вопреки им. Так был, например, решен вопрос церковный, недавно ставший перед эмиграцией во всей остроте, и, конечно, в остроте определенно политической.
Две дороги… левая и правая… обе изведанные, исхоженные, утоптанные. Третья, прямая, — глуха. На ней почти никого. Но даже если б не было видимых знаков, обещающих на завтра новых путников, по третьей дороге, выходцев снизу, — кто и когда, из страха одиночества, покидал путь, который кажется ему прямым и верным?»
Это вызвало несколько резких замечаний в левых газетах: знаем мы, мол, этот третий путь — Гиппиус просто свернула направо, иначе как бы она могла появиться в «Возрождении»? — в первую очередь имеется в виду статья В. И. Талина (С. И. Португейса) в газете «Последние новости» от 8.12.1927. Отвечая на упреки левой прессы З. Н. Гиппиус писала в статье «Опасный дефект (Ответ г. Талину)» (Возрождение. — 1927. — 13 дек. (№ 924). — С. 3.):
«Недоволен, главным образом, газетой „Возрождение“. Рассуждает так: это не „Последние новости“, где пишутся левые вещи левыми людьми; в „Возрождении“ должны писаться правые вещи правыми людьми. Следовательно, статья „Третий путь“ — правая и автор ее — правый. А что он там говорит об отрицании сегодняшних представителей обоих направлений — это обычный „маневр“ переходников направо. „Все“ так.
Если я чего-нибудь не боюсь, то, конечно, обвинений в правизне (как и в левизне), имею, слава Богу, опыт… <…>
…у Талина нет „понятия личности“. Прошу взять мои слова в точном смысле; именно понятия личности у Талина нет, а вовсе не самой личности. Напротив, она у него весьма имеется; но, благодаря отсутствию ее понятия (как всякой другой, так и собственной) — она у Талина находится не то что в загоне, а в состоянии полной беспризорности.
В воображении Талина умещаются лишь два гнезда: левое и правое. Выползла особь из левого — ясно, значит, что направляется в правое».
…все-таки «Возрождение» — не «Дни»… — после смены состава редакции «Возрождение» стало занимать более умеренные, «центристские» позиции. См. об этом письмо П. Б. Струве Бунину от 10 декабря 1927 г.: «„Возрождение“, конечно, превратилось в торговое заведение, то есть в „парламент мнений“, сиречь „свободную трибуну“. Это даже не „смена вех“, а нечто хуже». Однако, естественно, позиция «Возрождения» все равно оставалась резко правой по сравнению с эсеровскими изданиями, в том числе и газетой «Дни» (Берлин; Париж, 1922–1928), выходившей с 1924 г. с подзаголовком «Русская республиканская газета» под редакцией А. Милашевского и при активном участии А. Ф. Керенского.