Шрифт:
Владимир Кантор
Пугач
– Звери здесь все невидимые, кроме птичек, пташек-канареечек, черт их побери!
Длинный малый с худым, темным лицом огляделся зло и сплюнул на траву, стараясь, чтоб плевок попал как можно дальше от его вытянутых ног. Зашаталась травинка. Сидевший неподалеку толстячок с пухлыми бледными щеками передернулся от отвращения, но постарался сделать вид, будто ничего не заметил. Он робел, и не хотелось ему ссориться, тем более что длинный заметно превосходил его шириною плеч.
Было жарко, солнце пробивалось сквозь листву и яркими пятнами
Толстяку было тоскливо и страшно. Положение, в котором он очутился, представлялось ему безвыходным. Никогда раньше не попадал он в такие переделки, во всю жизнь не попадал, да и не верил, что на их наезженной космической трассе что-либо может произойти. Но произошло все-таки, из-за пустячной, в сущности, неполадки, и вот, торопясь домой после затянувшейся сверх меры командировки, с подарками для жены и четырехлетнего сына, предвкушая уже радость встречи, он вынужден был приземлиться на незнакомой лесистой планете...
Собственно, не в планете дело, планета как раз ему понравилась, и воздух годен для дыхания, и лес хорош настолько, что, за полчаса починив двигатель, он выбрался наружу размять ноги и глотнуть живого воздуха. И тут на дальнем краю опушки увидел чужую ракету, которую раньше, в торопливой ремонтной горячке, и не заметил. От нее тянулась нерасчищенная просека, словно деревья только что повалили. Он подошел к просеке, а потом... Потом он бежал все дальше и дальше в лес, прочь от опушки, потому что там самое опасное место. Это втолковывал ему на ходу длинный малый в космическом комбинезоне. И тащил за руку, подгонял. Сутки уже почти, как они плутают в лесу, и просто счастье, что долговязый перехватил его на полпути...
Длинный последний раз затянулся и щелчком отбросил сигарету. Был он небрит и неопрятен, комбинезон порван на груди, серебристые волокна жаростойкой ткани вылезли наружу. Ноги - от больших, с рубчатой подошвой башмаков до самых колен - в засохшей болотной грязи, длинный и не пытался ее счистить. Он сидел спиной к стволу дерева, вытянув ноги в тяжелых ботинках, и на коленях у него лежал карабин.
– Шевели мозгами, - сказал длинный.
– Если мы не придумаем, как отсюда смыться, нам конец. Понял?
Упала шишка. Они одновременно посмотрели вверх. По веткам прыгала маленькая розовая птичка, постукивала клювом о кору и, казалось, разглядывала их. Длинный поднял карабин.
– Прибью стерву!
– Зачем?
– робко спросил толстяк.
– Затем! Ты что думаешь, она тут просто так? Наводчица она, понял? На, пальни сам, если хочешь.
– Нет, - поспешно, словно испугавшись такой возможности, ответил пухлощекий.
– Разве обязательно чуть что, так стрелять?
– А ты думал? Оружие, приятель, не для красоты носят.
Птичка вспорхнула, зависла в воздухе на мгновенье, будто разглядывая их, и скрылась в густой кроне. Длинный опустил карабин и сказал раздраженно:
– Дело надо делать, а не языком молоть.
То, что этот малый готов стрелять по любому поводу, толстяк понял еще раньше, из ночных рассказов. Они лежали на мху, под низкими
При каждом шорохе длинный замолкал и напряженно сжимал карабин. Но все это были или порывы ветра, или тяжелые капли, которые гулко шлепались с хвои на влажную землю. "Их все равно не увидишь и не услышишь, зверей этих, - продолжал длинный в тишине.
– Просто ты был, был, и вдруг тебя нет. Не видно, и все тут. А где-то, наверно, твои косточки хрустят. И, главное, куда стрелять - неясно. Мы сразу, как сели, шарахнули из лазерной пушки, чтобы дорогу расчистить и вообще для порядку. Просеку видел? Пальнули, сошли, и вдруг - бац!
– исчез наш бомбардир. Был и нету. Мы не сообразили сразу, что, понимаешь, происходит, пошли его искать. Идем, постреливаем для острастки, а вокруг ни души. И тут еще двое пропало..."
Он рассказывал, а толстяк щупал в кармане игрушечный пистолет-пугач, купленный для сына, и думал, что, если и вправду на них нападут, от него будет мало проку. Да и настоящим пистолетом вряд ли сумел бы воспользоваться: слишком неповоротлив, слишком привык к мирной жизни...
Как ни странно, присутствие толстячка в чистеньком комбинезоне снова придало длинному духу. Когда пропали один за другим все его спутники, он как безумный бегал по лесу, не смея подойти к ракете: невидимые звери, казалось ему, караулят у входа. Люк был открыт, будто крышка капкана, и так тянуло, к смертельной приманке. Его последний дружок, пытаясь ворваться внутрь, стрелял в дверь на бегу разрывными пулями - и исчез. А потом на чертовом этом васильковом лугу опустилась ракета, из нее вылез человечек и направился к капкану как ни в чем не бывало...
– Насиделись, - длинный легко вскочил на ноги.
– Надо двигать.
– Куда?
Язык плохо слушался толстяка, да и ноги тоже. Он только жалобно скривился, не двигаясь с места.
– Куда, куда... К твоей ракете, куда же еще!
– А как же эти...
– Кто эти?
– Звери.
Длинный быстро огляделся. Толстяк прав, звери могут быть везде. И здесь тоже. Так чего, спрашивается, ждать? Надо прорываться, пока есть попутчик.
– Хватит рассуждать. Вставай и потопали.
Толстяк покачал головой. Он сидел на траве, упираясь локтями в колени, и пугач во внутреннем кармане впивался ему в бок. Толстяк боялся шевельнуться. Он почти физически ощущал свое скорое исчезновение в чреве неведомого зверя, и его тошнило. Длинный навел на него карабин.
– Мне это раз плюнуть, понял?
Толстяк поднял голову. Дуло было черненькое, небольшое и страшное, но он все равно остался сидеть. Не все ли равно, думал он, где и как умирать? И все же отвел глаза, потому что очень уж безжизненной была темная дырка, набиравшая черноты от глубины ствола.