Пугачев Победитель
Шрифт:
Что бросить?
Языком молоть. Ни к чему это! А ежели ты нашему царскому величеству служить желаешь, то бери-ка, скажем, ружье, а то хоть пику. Конька какого там дадут станишники...
Я верхом не могу! — смутился белокурый.
Свалиться боишься, что ли? Как мерзлые штаны на заборе, так ты на лошади? Ну, валяй к пехтуру!
В солдаты?
А чего нет? Вымуштруют, небось! Дело не мудрое. Не в енаралы же тебя сажать?
Я на то призвание не имею!
Какое такое призвание? В дьячки что ли мостишься? Так дьячки нашему величеству сейчас без надобности...
Я полагал, для разрешения важных государственных вопросов... Будучи знаком с иностранными порядками...
Брось! Рылом не вышел!
Пугачев поднялся и решительно сказал:
Ну, будет языки чесать, а то волдырь вскочит. Убери ты его, граф. Наш канцлер вчера мне все уши протурчал, что, мол, в походной канцелярии писарей не хватаеть. Приткни его туды.
Ваше вели...
Нишкни. Законы писать вздумал? Царь выборный да еще на срок тебе нужен? Городишь ты чушь, парень: ну тебя...
Да я_.
Уходи, пока цел! — нахмурился Пугачев.— Царя ему выборного захотелось?!
Прирезать его что ль? — осведомился равнодушно Зацепа.
Белокурый помертвел.
А хоть и веревкою удави! — ответил Пугачев, зевая и торопливо крестя рот.— Ему, сукиному сыну, царя выборного понадобилось..
Остановился. Вспомнил, что серпуховец пробрался в Чернятинский стан с письмами от разных далеких «дружков».
С Рогожского кладбища кого знаешь? — осведомился он у начавшего от смертельного испуга икать серпуховца.
Отца... отца... отца...
И сына, и святого духа! — смеясь, вымолвил Зацепа.
Отца Варнаву..
Варнаву знаешь? — удивился Пугачев.
Он... грамотку... дал!
По ошибке должно! Не думал, что ты дурак такой. Ну, черт с тобой! Ради Варнавы, душевного человека...
Гостил однова у него. Живи... Сдай его, граф, господину нашему канцлеру, пущай подметные грамотки пишет...
Выждав, когда Зацепа увел серпуховца, еле передвигавшего ногами и все еще икавшего, Пугачев направился за перегородку. Оттуда донесся его голос:
— Ну, ты, гладкая! Чего в угол забилась? У-уй, горячая какая... А сними-ка ты с меня сапоги. Так. Теперь ложись. Да не вздумай реветь, дуреха... Съем я тебя что ли. Да рубашку сними с себя!
Громоздкая деревянная кровать заскрипела под тяжестью двух тел...
ГЛАВА ПЯТАЯ
П
оздней ночью, перед самым рассветом, когда уже меркли звезды, настойчивый стук в дверь разбудил Левшина. Первым делом его было схватиться за лежавшие у изголовья пистолет и саблю.
Ваша милость! Ваша милость! — взывал из-за двери взволнованный голос Анемподиста.
Вставайте, вашскородь...— поддержал управляющего вахмистр Сорокин.— Кульер прибег...
Входи! — крикнул Левшин, спуская ноги с широкой тахты на пол. Проведшая с ним эту ночь дворовая девка, имени которой он не знал, тревожно завозилась, словно стараясь забиться вглубь тахты.
В комнату вошли Анемподист с сальной свечой в руке и совершенно уже одетый вахмистр. У Анемподиста было бледное лицо, вытаращенные глаза, и руки его так сильно тряслись, что он чуть не уронил подсвечник, ставя его на стол. Сорокин был совершенно спокоен с виду, только его седые усы топорщились, это было признаком того, что старый солдат чувствует запах пороха в воздухе.
Мать пресвятая Богородица... Иисусе сладчайший.. Помяни, господи, царя Давида...
Не лотошить! — оборвал Анемподиста Левшин.— Говори ты, Сорокин, в чем дело? Лихачева разбудили?
Одеваются... Сейчас придут. Да вы, вашскородь, не извольте тревожиться... Время еще есть. Это он, Анемподист, зубами дробь барабанную выколачивает так, зря! — с усмешкой заметил вахмистр.— Но как нришедши разные новости, то я счел за лутчее потревожить вашескородие..
Девка, кутавшаяся в покрывало, как мышь, сползла с тахты и беззвучно скользнула в дверь. Под окном звонко крикнула какая-то пичуга. Со двора донеслось негромкое ржание коня. Залаяла и оборвалась дворовая собака.
Людей поднял?
Готовы. Лошади в порядке... Да время, говорю, еще есть...
Доклад Сорокина и Анемподиста не занял и получаса. Во-первых, от полковника Михельсона, непосредственного начальника Левшина, прискакал гусар-гонец со словесным поручением Левшину бросить все и попытаться разогнать огромную шайку пугачевцев, которая, по-видимому, собирается перекинуться на правый берег Волги, а покуда занимает село Питиримово, и справившись с этой шайкой или хотя бы только напугав ее, идти на соединение с главным отрядом Михельсона. Относительно шайки, занявшей Питиримово, сообщалось, что в ней есть до тысячи человек, из которых до двух сотен конников, больше башкир, вооруженных копьями и луками. «Головку» шайки составляло человек сто, вооруженных старыми пищалями и охотничьими ружьями и собранных беглым каторжником, бывшим сержантом Васькой Лбовым, который теперь именовал себя «его царского величества» енарал-аншефом графом Досекиным, а при случае выдавал себя и за «анпи- ратора».
Старый знакомый!—усмехнулся Левшин—Живуч, канальон этакий! Ну, да ладно! Повадился кувшин по воду ходить».
Одначе, вашескородие, при Ваське антилерия имеется! — продолжал Сорокин.— Две пушчонки с собой таскают. Одна — мортирка махонька, так, больше ворон пугать, а другая — полевое орудие. Из мортирки они больше камнями да гвоздями шпарят при надобности, вреды большой не бывает. А что касаемо полевого орудия, то снарядов у них штук пятьдесят,больше не наберется... А пушками командует киргиз один, Сафетом зовут. Кривой на один глаз...
Окривеет и на другой! — пробормотал Левшин, соображая, как надлежит действовать.
Ежели, вашескородие, да не удастся нам их расчесать теперь же, то дней через пять наберется там и все три тысячи. Сброд всякий идет. Дезертиры, что по кустам да буеракам хоронятся, тоже соблазняются...
Посмотрим. Ну, дальше!
Теперь настала очередь Анемподиста. Его новость была того же рода: стоящее всего в пятидесяти верстах от Кургановки большое торговое село Покровское занято другой шайкой пугачевцев, насчитывающей до двух тысяч человек. Эта шайка только что перебросилась в Покровское из Безводного, где пробыла три или четыре дня. Сами же безводновцы, присоединившись к пугачевцам после того, как их село было пугачевцами почти дочиста разграблено, подбили мятежников идти на Покровское, соблазняя возможностью здорово поживиться. Теперь Покровское уже ограблено, барская усадьба сожжена, скот или угнан в Чернятин- ские хутора для прокормления «царской» армии, или перерезан и съеден. Шайка еще не решила, куда податься, но покровцы и безводновцы подбивают ее идти на Кургановку: и усадьба, и село пошарпать можно.