Пугачев
Шрифт:
Следом за ним снова приехал Пугачев. Он опять распоряжается минными работами. Они под его наблюдением шли непрерывно. Подкоп вели зигзагами, чтобы обезопасить себя от контрподкопа осажденных. Работа была доведена до конца, и тут сделали перерыв, тем более, что «император», по совету приближенных из яицких казаков, решил жениться на яицкой казачке. Этим актом, с одной стороны, Пугачев, как он, вероятно, рассчитывал, увеличивал свою популярность на Яике; с другой — некоторые яицкие казаки думали тем самым крепче привязать его к себе.
— Ты как женишься, — говорили некоторые из них Пугачеву, — так войско Яицкое все
Емельян собрал старшин на совет. Но они выражали сомнение, рекомендовали не спешить:
— Ты не основал еще порядочно царство.
— В том, — ответил Пугачев, — есть моя польза.
— Когда есть в том, государь, Ваша польза, — согласились старшины, — то женитесь.
Пугачев сватами избрал Толкачева и Почиталина, и они явились в дом казака Петра Кузнецова. Хозяин и его сыновья Андреян и Егор отсутствовали. Но налицо была дочь его Устинья, красивая девушка лет 17, по отзывам казаков, «девица хорошая и постоянная, а притом и Пугачев уже о ней слышал». Сваты подъехали к дому. Устинья хотела спрятаться, но они ее удержали:
— Не бегай! Мы приехали тебя посмотреть и хотим высватать за гвардионца.
«Побыв малое время» и посмотрев Устинью, все время молчавшую, сваты уехали. Несколько часов спустя снова явились, их сопровождало несколько казаков. На этот раз девушка спряталась в подполье (подвале). Казаки были недовольны, застав только сноху Устиньи Анну Григорьеву.
— Где Устинья?
— Не знаю…
— Ведь ей не убежать!
Устинья после ухода сватов вышла из убежища. Она была смущена, недовольна:
— Что они, дьяволы, псовы дети, ко мне привязались!
Вскоре появились ее братья Андреян и Егор, за ними, в третий уже раз, — сваты с казаками. Убежавшую в горницу Устинью вывела сноха. Она «запросто, без всякого наряда» стояла молча, сконфузившись, прислонилась к печке. Не успели сваты и слова сказать, как вошел Пугачев. Сел на лавку, осмотрелся. Потом сказал:
— Покажите мне невесту.
Сноха, взяв Устинью за руку, подвела ее к нему. Тот не скрывал своего восхищения:
— Хороша, хороша!.. Поздравляю тебя, ты будешь со временем всероссийскою царицей!
Поцеловав невесту, он одарил ее серебряными монетами, рублей с тридцать. В этот момент в избе появился отец. К растерявшемуся хозяину обратился Пугачев:
— Ты хозяин? А это дочь твоя?
— Да…
— Я намерен на ней жениться, и спасибо тебе, что кормил и поил ее.
Петр Кузнецов бросился ему в ноги, горько плакал, сетуя на то, что дочь еще «млодехонька», а ее замуж выдают «неволею».
— Меня некому ни обшить, ни обмыть, а старухи не имею.
Жена у хозяина умерла несколько лет назад, и он, естественно, уповал на помощь дочери. Но «император» показал непреклонное желание жениться:
— Чтобы к вечеру готово было к сговору. А завтра быть свадьбе.
Отец и дочь снова ответили «великими слезами». Пугачев же строго взглянул на Устинью:
— Не плачь и готовься к венцу!
Вернувшись во «дворец», Емельян прислал к Устинье с подарками — рубашку, сорочку, длинную лисью шубу. Велел ей нарядиться, что она и сделала «в той горнице у печки». Помогали ей подружки, «а первая тут сваха была жена Толкачева».
Устинья и ее отец по-прежнему не склонны были решиться на согласие, «потому больше, — по словам Почиталина, — что их дело казачье, а отдают дочь за царя, так не скоро привыкнет к царской поступи». Смущало их не только то обстоятельство, что невеста не скоро, мол, освоится с новым, «царским» положением. Сама Устинья и сейчас, и позже сомневалась в Пугачеве, полагая, что он самозванец, а никакой не «император».
Вечером приехал Пугачев. Усадил рядом с собой нарядную невесту. Начался пир, продолжавшийся до утра. Поднимались тосты за «государя», наследника Павла Петровича, за всех присутствующих. Утром жених с поезжанами и большой свитой снова приехал в дом невесты, и они вместе поехали в церковь Петра и Павла. Там дожидалось все духовенство. Многие казаки со знаменами и значками разных цветов ехали впереди жениха и невесты. Подъехали к церкви. В нее вошли самые близкие. Остальные остались на улице.
Во время венчания Устинья, покрытая фатой, «горько плакала». По окончании обряда раздался ружейный салют. Начались поздравления новобрачным. Все подходили к ним и целовали руки. Пугачев двадцатью рублями одарил священников. Приказал называть Устинью «на ектениях благоверною императрицей».
В доме Толкачева состоялся парадный обед. Устинью в тостах и поздравлениях величали «благоверной государыней», подходили к ручке. Пугачев одаривал ее родственников, своих приближенных. Отец невесты получил лисью шубу, ее сестра Марья Щелудякова — пять аршин канавату [17] и пять аршин голи [18] , Денис Пьянов — пять рублей денег, другие — разные зипуны и бешметы. Устинье он назначил двух «фрейлин» — казачек Прасковью Чапурину и Марию Череватую; Аксинью Толкачеву — главной надзирательницей за домом, своего рода домоправительницей, главной «гоф-фрейлиной».
17
Канават, коноват — восточная шелковая ткань, шедшая на покрывала, фаты.
18
Голь — китайская шелковая ткань, вид камки.
Несмотря на весь «царский» антураж, весьма, конечно, наивный (степень наивности и примитивности Устинья, конечно, не понимала), невесту не покидали сомнения в личности нежданного супруга. Она их и высказывала Пугачеву, когда они оставались наедине:
— Подлинно ли ты государь? Я сомневаюсь в том, потому что ты женился на простой казачке. Ты меня обманул и заел мою молодость: ты — человек старый, а я — молодешенька.
— Я со временем бороду-то обрею, — отшутился было «император», — и буду тогда помоложе.
— Без бороды казаки тебя любить не будут.
— Я сам не люблю бороды брить, — спохватился Емельян, — а сделаю это в угодность разве тебе одной.
— Ведь ты имеешь государыню, как ее бросить! А нигде не водится, чтоб иметь две жены.
— Какая она мне жена, когда с царства свергнула! Она мне злодейка!
— Так тебе ее не жаль?
— Нисколько! Жаль только Павлушу, он — законный мой сын. А ей, как бог допустит в Петербург, срублю голову!
— Тебя туда не допустят. У государыни людей много. Тебе прежде срубят голову.