Пугачёвочка. Концерт в четырёх частях

Стефанович Александр

— Нет. У нас приказ. Москва сказала — в Сопот, значит, едем в Сопот.

— Хорошо, — кивает он. И загадочно добавляет: — Но сами будете отвечать за последствия.

Нам дают автобус весьма странной формы: впереди салон с тремя рядами кресел, а позади — бронированный кузов.

— Это что за бегемот? — спрашиваем мы.

И совсем недоумеваем, когда обнаруживаем, что в кузове лежат какие-то деревянные ящики.

— Не берите в голову, панове, это мой маленький бизнес, — успокаивает нас администратор. — А вам в кузове без окон будет удобно перезаряжать кассеты с пленкой.

— Ну,

ладно, — соглашаемся мы и едем на побережье. По киношной традиции пускаем бутылку по кругу, закусываем, болтаем, любуемся окружающими пейзажами.

По дороге нас останавливает милиция: «Можно ваши документы?» — проверяют и отпускают. Едем дальше.

Вскоре автобус останавливают военные. Просят всех выйти из салона. Заглядывают в кузов, но тут администратор им что-то шепчет, и нас пропускают.

Потом нашу съемочную группу тормозит спецназ — люди в пятнистой форме с короткоствольными автоматами. Здесь разговор жесткий:

— Всем выйти! Построиться у машины!

— В чем дело? — спрашиваю я. — Мы советские граждане!

— Молчать! Стоять!

Но администратор со спецназом опять пошушукался, они проверили у нас документы и тоже отпустили. Приезжаем в Сопот уже ночью. Заселяемся в гостиницу. Открываем окно — а там стоит автоматчик. «Что за бред?» — удивляемся. Пошли искать какой-нибудь бар и обнаружили, что во всей гостинице, где живут гости фестиваля, не продают ни капли спиртного. Просто невиданная вещь!

На следующее утро отправляемся в соседний город Гданьск в наше консульство. Тогда любой советский человек, выехавший «за бугор», первым делом должен был там отметиться. Садимся в наш автобус и обнаруживаем, что администратор исчез вместе с загадочными ящиками и теперь его функции исполняет шофер. Находим консульство — большой особняк, обнесенный высоким металлическим забором. Долго звоним, никто не открывает. Что странно. Наконец слышим голос из переговорника:

— Кто такие?

— Откройте, съемочная группа «Мосфильма», из Москвы приехали…

— Как вы сюда попали?! Зачем?!!

— На Сопотский фестиваль приехали кино снимать.

— Проходите по одному.

Входим в здание. По нему нервно бегают какие-то люди. Володя Климов, наш оператор, достает сигарету и закуривает. К нему бросается человек с безумными глазами, вырывает сигарету, растаптывает ее ногой и кричит: «Не курить!» Мы столбенеем от такого хамства. По лестнице спускается консул:

— Здравствуйте.

— Послушайте, — срываюсь я, — у вас тут советское дипломатическое учреждение?

— А в чем дело?

— Как в чем? На нашего оператора только что наорали…

— Ребята, — перебивает консул, — вы как в Польшу попали?

— Приехали на поезде. До Варшавы.

И тут консул задает вопрос, после которого нужно вызывать санитаров из психушки. Потому что услышать это в 1980-м году от нашего дипломата просто невозможно:

— Ребята, в Варшаве советская власть есть?

Дело происходит в одной из стран социалистического лагеря, где, судя по нашим газетам, очень успешно строится социализм советского образца.

— Дико извиняюсь, — в свою очередь спрашиваю я, — где мы сейчас находимся, в советском консульстве или в дурдоме?

Тогда

консул, нервно хрустя костяшками пальцев, начинает нас просвещать. Что антисоветские элементы из движения «Солидарность» захватили власть на западном польском побережье — в Гданьске, Сопоте и Гдыне. Что лидер «Солидарности» электрик Лех Валенса объявил войну варшавскому правительству, что перерезаны все местные коммуникации, и у консульства нет никакой связи с Варшавой. Что военные корабли советского Балтийского флота навели пушки на Гданьск и в любую секунду могут начать обстрел города из орудий главного калибра. Что консульству надо готовиться к эвакуации из города сотрудников, их семей и агентуры. Поэтому наши доблестные дипломаты собрали на всех автозаправках остатки горючего, залили в канистры и свезли в подвал консульства. Что все здесь пропитано парами бензина и буквально от одной искры консульский особняк может взлететь на воздух к едрене фене. Поэтому у вашего оператора и отобрали сигарету.

— Я не понимаю, ребята: какой идиот вас сюда отправил? — продолжает консул. — И останетесь ли вы в живых, когда начнется обстрел этого проклятого места?

И тут до меня кое-что доходит. Я, например, понимаю, что бронированная машина, на которой мы ехали, принадлежала польской госбезопасности и наш «администратор» перевозил в ней оружие для какой-то правительственной группировки. А нас использовали как прикрытие.

— Но не будем падать духом, друзья, — бодрится консул, — у меня есть сведения, что сегодня Эдвард Герек, первый секретарь Польской объединенной рабочей партии, должен выступить по телевидению с обращением к нации. Надеюсь, что после этого антисоветское восстание сразу прекратится. Ждите семнадцати часов, — обнадеживает он нас.

Возвращаемся в Сопот. А там фестивальная гулянка в самом разгаре, несмотря на запрет продажи водки. Нам на это плевать — «у нас с собой было». «Панове, — спрашивает бармен в гостинице, — может, вы мне продадите пару бутылочек?» Продали — и зря. Через день водка у нас кончилась, и мы пошли к этому бармену — покупать нашу же водку по тройной цене.

В семнадцать часов, как наказал консул, мы садимся в гостинице перед телевизором и видим дрожащего от страха Терека. Он несет какую-то околесицу. Ровно через час, в знак протеста, буквально в каждом сойотском окне появляется флаг «Солидарности».

А на фестивале продолжался пир во время чумы. Артисты пили, гуляли, получали премии. В зале звучали песни и аплодисменты. И только иногда прорывалось напряжение. На концерте в честь открытия фестиваля ассистент нашего оператора стал прямо на ступеньках возле сцены перезаряжать кассету от камеры. Сунул ее в черный мешок и начал перематывать пленку. И вдруг я вижу, что к нему со всех сторон бросаются несколько крепких, коротко стриженных мужчин и, ни слова не говоря, окружают его кольцом. Выглядят они чрезвычайно взволнованными — на лицах испарина, губы дрожат. Когда ассистент заканчивает манипуляции с мешком, ребята выдыхают с явным облегчением и рассыпаются по залу. И тут до меня доходит, что его приняли за террориста. Это сотрудники «органов» закрывали от него своими телами зрительный зал…