Шрифт:
Полоска прочного волокна входит в гнездо с одного конца машины. Она проходит между валиками, погружается в химические ванны, клеймится, красится, проверяется на разрыв, а затем проходит через элемент, который каждую ночь отделяется от основания корпуса машины и запирается в охраняемом подвале. Наконец полоса проявляется, принимает соответствующую длину и передается в накопитель, из которого
Кроме того что они не поддаются порче, не горят, не изнашиваются, не боятся погоды и воды, они получают электронную схему, вмонтированную в волокно в секретном элементе. Когда вы их тратите, они проходят через простое устройство, считывающее схему. Если с серийным номером и схемой все в порядке, ничего не происходит. Но если то, что вы предъявляете в качестве законного платежного средства, — подделка, зазвенит столько зуммеров, что вы решите, будто попали в шумовую камеру. Гравировку, химический состав чернил и волокно очень трудно подделать, но фальшивка подлежит аресту благодаря схеме. Только у правительства есть оборудование для ее установки.
Все это объясняет, почему Саксегаард завопил, когда я разложил на его столе четырнадцать идентичных банкнот.
Саксегаард был не только главным инспектором исследовательского отдела по валюте департамента финансов Объединенных Федераций Галактики, но также и маленьким человечком с большим ртом. Он из тех людей, что всегда между двумя сигаретами выжидают девяносто секунд, дабы не быть обвиненными в том, что они заядлые курильщики.
— Баумхольтцер, где ты это взял? — спросил он, оторвавшись от кресла.
Банкноты поступили в нью-йоркскую химчистку из филиала на Денебе XI. Управляющий пришел в состояние невменяемости и позвонил нам в ту же минуту, как пометил банкноты. Я рассказал все это Саксегаарду, и пару минут он жевал свой палец.
— Он повсюду раззвонил об этом? — наконец спросил он.
— Я внушил ему страх перед Объединенной Галактикой.
— Хорошо. По крайней мере, у нас не будет финансовой паники — пока. До тех пор, пока управляющий не выйдет из себя по финансовым причинам. Ты, пропустил это через лабораторию? — спросил он, надеясь на лазейку.
— Чернила и бумага правительственного происхождения. Даже контрольный зуммер не звенит, когда они проходят через аппарат. Фактически их можно тратить где угодно, если пропустить через контролер не больше одной банкноты одновременно.
— Можно и не прибегать к таким предосторожностям. Откуда ты можешь знать, что не все банкноты в твоем бумажнике имеют тот же серийный номер? — спросил Саксегаард.
Я покачал головой.
— Я проверил.
Саксегаард изучал банкноты чуточку дольше, потом уселся в кресло. Его рот растянулся в жалкую улыбку.
— Баумхольтцер, — сказал он, — ты знаешь, сколько работы было проведено здесь к настоящему времени. Это мелочь, синекура. Никто, никто в здравом уме не может представить себе, что кто-то подделает деньги и потом удерет. И не потому, что Вселенная совершенна, существует определенный процент людей, которые когда-нибудь постараются это проделать, и аналогичный процент подслеповатых идиотов, которые примут любую раскрашенную бумажку за государственную валюту, из-за чего этот отдел и существует. Я видел в этом кабинете купоны на сигареты и карандашные рисунки. Видел первоклассные сертификаты бакалейных магазинов и автобусные транзитные билеты, но лишь потому, что те же слабоумные придурки по халатности не пропускают бумажки через контрольный аппарат.
Ты думаешь, к счастлив на моей работе, Баумхольтцер? Я получаю приличное жалование, и ничто не заставляет меня потеть, чтобы его заработать. У меня не должно быть никаких тревог, — он вздохнул. — Но они есть, Баумхольтцер, есть. Пятнадцать лет я сижу в этом кабинете к жду того, кто изобретет дубликатер материи.
Я тоже думал об этом, но наш лаборант что-то говорил о законе сохранения материи и энергии. Но все-таки ему было тяжело примириться с этими четырнадцатью банкнотами, одинаковыми, вплоть до пятнышка виски в одном углу, мозолящими ему глаза.
Однако первое, что надо усвоить в таком деле, это не поступать необдуманно. Саксегаард тоже знал это, поэтому сказал:
— Ладно, Баумхольтцер, отправляйся на Денеб XI и найди, у кого там дубликатер материи, или, если не дубликатор, то что-то, из чего получают вот это. — Он посмотрел на часы и закурил новую сигарету.
Я закурил сигарету, но лучше бы я этого не делал. Жаркий туман Денеба XI промывал мои легкие, создавая ощущение дыма от хорошо прогнивших опавших листьев. Я медленно провел рукой по лицу, смахивая пот с бровей, и стряхнул его вместе с потом на руках.
Денеб XI — это мир джунглей, с соответствующим климатом и насекомыми. Утомившись, я прислонился к стене и вяло хлопнул по насекомому, которое могло бы дать фору москитам Бразилии. Я с чувством выругался и с удовольствием стал обозревать столицу Денеба XI.
Эта жемчужина в короне Объединенной Галактики казалась пестрой коллекцией строений, выглядевших так, как будто их застал высокий прилив. Эта столица — чье имя, если вам интересно знать, было Глаб — была также единственным городом на Денебе XI, что и делало ее для меня привлекательной.
Я подозревал, что денебианцы даже колеса еще не изобрели. Судя по всему, кругосветное путешествие здесь можно было совершить только пешком. Так что проверка всех банков и магазинов электроники была не воскресной прогулкой. Мои ноги могли это подтвердить.
Между моей спиной и стеной забралось насекомое и укусило меня. Я послал дубликаторы материи, безликих владельцев магазинов и управляющих банков в тот же липкий ад, размазал насекомое по стене и направился в бар.
Интересная подробность о Денебе — местные жители до того примитивны, что практически все люди, занимающиеся чем-либо важным в Глабе, являются террестриальцами, или, по крайней мере, членами Террестриальной Федерации, в которую входит Денеб XI. Я не только нашел бармена, говорящего на объединенном галактическом, но и того, который знал, что такое «Том Коллинз». Это был просвет в тяжелом дне.