Пуговица
Шрифт:
— Какие же вы все еще детки у меня! — воскликнула Ляля, разглядывая кирпич и тоже начиная верить в сказку. — Маленькие детки! И самое удивительное, что детство никуда не девается. Так и остается внутри… Главное, про это помнить.
И они побежали к автобусу со своим верным Волшебным Кирпичом у Деньки за спиной.
А ночью, когда корабль шел уже по открытому морю, сидели в обнимку на своем балконе, как когда-то в убежище, и вспоминали, вспоминали свои сказки. И всю их тогдашнюю жизнь, казавшуюся теперь сказкой тоже. Прошлое — всегда сказка, порой страшная, порой смешная или пустяковая…
Бегая по всему кораблю,
Это были челноки, те, кто зарабатывал себе на жизнь, скупая по дешевке товары в Стамбуле, в греческих, итальянских, испанских портах: где кожаные куртки и пальто, где шубы, где обувь. Дома все требовалось и все продавалось по ценам, увеличенным в сто крат. Их работа — тяжелая физически, опасная (вплоть до лишения жизни) — приносила серьезный доход лишь в том случае, если челночили они на самих себя: имели свою палатку на рынке или магазинчик. Но основную массу составляли те, кто работал на хозяина. Тот снабжал деньгами, а дальше они крутились, как могли, сберегая товар, торгуясь до последнего.
Ребята в своем бизнесе пока счастливо избежали такого способа добывания товара. Только сейчас они поняли, насколько им повезло с тем самым деловым предложением Ильи. Но приглядеться к челнокам не мешало. Денька познакомился с теми, чей вид внушал определенное доверие. О чем-то договорился на будущее. Обувь, шубки, сумки… Пусть и этот товар появится в их магазине для полноты картины.
Именно благодаря знакомству с челноками купили они своим девушкам прекрасные легкие шубки, обувь всей честной компании и много всего-всего, о чем раньше даже представления не имели.
И еще — только в итальянских магазинах поняли они, как много значит обстановка, интерьер и как влияет внешний шик торгового зала на цену товара. Мебель для их магазина решили заказать дома, на какой-нибудь небольшой мебельной фабричке, но по итальянским образцам.
Идеи так и роились. Впечатления оказывались ценнее всяких сокровищ.
Когда вернулись в Одессу, никто не хотел домой. Хоть и отдохнули, хоть и чувствовали прилив сил.
Кончилось море, когда-то снова будет? Кончилась красота…
И предстоял труд, труд… Изнурительный. Зато приносящий удивительные плоды — такие, как прошедшее путешествие.
Когда потом, через несколько лет, стало модно ругать, ненавидеть и проклинать богатых, Рыся спрашивала себя: есть ли им в чем себя упрекнуть? Было ли их благосостояние нажито неправедным трудом?
И отвечала всегда — нет! Они ничего ни у кого не украли. Они работали через собственное «не могу» и «не хочу». Они отдали несколько прекрасных, юных лет своих жизней на то, чтоб их мать, их старики — деды и бабки, да и они сами — не знали нужды, не зависели от милостей или немилостей своего непредсказуемого государства.
В чем же тут их вина?
В том, что кто-то не смог победить свою лень, свои трудные жизненные обстоятельства? Или не хотел? Или надеялся прилепиться к тем, кто готов работать, добывать, чтобы жить за их счет?
Вины никакой не было. Они сделали выбор и следовали ему. Только и всего.
А еще у них было везение. Это да. Этого не отнять.
Можно сказать, крупно повезло с пьющими родителями Деньке, с пьющим отцом Мухиным. Они с детства получили серию прививок от пьянства.
Мало кому так везло. Ведь большинство шло, что называется, по родительским стопам. А у них оказались твердые характеры. Им судьба подарила понимание ценности собственных жизней, интерес к миру, к прошлому и будущему.
Если б что-то можно было вернуть спустя полтора десятилетия, что бы они поменяли в своем прошлом?
Ответ был один: из того, что они тогда делали, — ничего.
Значит — все было правильно.
Прочитала Рыся совсем недавно слова уважаемого ею человека Петра Мамонова: «Самое главное, чтобы был зазор — между тем, кто ты есть, и тем, кем мог бы стать, если бы ничего не делал».
Зазор у всех у них был огромный. Они все отвечали за себя, жили достойно.
Все справедливо, корить себя не в чем.
Но все же… Все же… Их случай можно назвать исключением…
В основном обогащались иначе: хищно, жестоко, спешно, намереваясь урвать и обустроиться, не принимая во внимание интересы народа в целом.
Равновесие, покой, соблюдение закона — все было сметено яростным стремлением к наживе. И, добиваясь желаемого, не останавливались, забывая о том, к чему ведет ненасытность.
И никого не пугали древние предупреждения:
«Если дворец роскошен, то поля покрыты сорняками и хлебохранилища совершенно пусты. [Знать] одевается в роскошные ткани, носит острые мечи, не удовлетворяется [обычной] пищей и накапливает излишние богатства. Все это называется разбоем и бахвальством. Оно является нарушением дао» [27] .
27
Дао дэ цзин. § 53. Азбука. Санкт-Петербург, 2011.
И никому и в голову не приходило отдать не все, но хоть часть поспешно нажитого бедным и не способным добыть себе пропитание. Кто ж думал тогда о вечных словах:
«…пойди, все, что имеешь, продай и раздай нищим, и будешь иметь сокровище на небесах; и приходи, последуй за Мною, взяв крест.
…
И, посмотрев вокруг, Иисус говорит ученикам Своим: // как трудно имеющим богатство войти в Царствие Божие!
Ученики ужаснулись от слов Его. Но Иисус опять говорит им в ответ: дети! как трудно надеющимся на богатство войти в Царство Божие!
Удобнее верблюду пройти сквозь игольные уши, нежели богатому войти в Царство Божие» [28] .
Зачем размышлять о Царстве Божием, когда все устремления сводятся к тому, чтоб вместо разбитого корыта иметь королевский дворец? И не потом, а сейчас? О последствиях такого подхода начинают обычно думать, когда бывает почти поздно…
21. Работа по специальности
Через два года, когда старшенькие оканчивали третий курс своих институтов-академий, их профессиональное будущее прояснилось весьма отчетливо.
28
Евангелие от Марка. Гл. 10; 21, 23–25.