Пулковская цитадель
Шрифт:
— Не надо. Умоляю, не продолжайте! — Екатерина прикрыла глаза. — И так тошно. Кругом смерть… только одна смерть.
— Валерьянки?
— Нет, спасибо. — Катя взмахнула рукой. — Я лучше пойду… полы мыть.
— Что с девчонками? — вопросил Никодим, кивая на Ларису и Лизу.
— Нормально, — ответила Юлия Петровна, — легкий шок. Сейчас придут в себя. Я им успокоительное дала.
— Хорошо.
Суета продолжалась. Защитники цитадели наводили порядок. Но главное — трупы. Никодим не на шутку озадачился данным вопросом. Ну не в окно же их выбрасывать… особенно если они не открываются. Первый этаж вообще прибрать не реально. А этажей этих тут четырнадцать. Вот незадача. Мысли сплетались, пересекались, но одна вопила все громче — пора уходить!
— Никодим, куда трупы девать? — крикнул мужчина в летной форме, вытаскивая за ногу из кабинета чье-то тело. И этим криком вывел Никодима из раздумий.
— Мама, — вдруг всхлипнула Лариса. И неожиданно страшно закричала: — Мама! Мамочка!..
На ней повисли трое, но Лариса все равно как-то умудрилась вывернуться и кинулась к телу, которое уже выносили. Это была женщина с коротко подстриженными каштановыми волосами, в грязном и потрепанном, но когда-то элегантном «деловом» костюме. Она нашла свою дочь. Как и обещала.
Лариса билась в истерике. Врач, Юлия Петровна, немедленно подскочила к ней и попыталась, как могла, успокоить девушку, но это ей не удалось.
— Принесите мальчика, — распорядилась врач, — кто-нибудь, сходите за ее сыном. Иначе она сейчас о стенку биться начнет, мне с этим не справится. Может быть, ребенка увидит — опомнится.
Лиза огляделась. И встретилась взглядом с огромными, в пол-лица, темно-синими глазами невысокой худенькой девушки. В них была такая боль, что Лиза не выдержала и отвела взгляд. Почти незнакомая девушка моргнула. Потом подошла к Лизе и тронула ее за плечо.
— Ты подруга Ларисы? — спросила она.
— Да… наверное, уже можно и так сказать.
— Алекс. С радио «Цитадель». Ее мама позвонила нам еще утром, рано. Сказала, что заразилась. Уже глаза покраснели… Просила передать Ларисе и Деме, что она их очень любит. И еще — чтобы Лариса не искала Пашу. Его нет в живых. Сможешь ей это сказать?
— Но не сейчас же! — испугалась Лиза.
— Конечно нет. «Хватит каждому дню злобы его». Скажи завтра. И еще, Елена Карпуничева просила передать, что ее муж сейчас в Москве. Но он собирается приехать, как только город откроют. Пусть Лариса ждет.
— А… — Лиза помедлила. У девушки-диджея было такое лицо, словно мир под ней дал трещину, и Лиза решилась: — У тебя что-то случилось?
— Ничего, — покачала головой диджей, — ничего. Все в порядке. Она отвернулась и быстро пошла по коридору мимо суетящихся людей. И все, кто замечал это выражение, уступали ей дорогу.
Алекс дошла до угла, который они с Марчем уже успели обжить. Посмотрела вокруг. Откинула с глаз волосы. Вдохнула. Выдохнула. Медленно сосчитала до десяти. Потом придвинула к себе микрофон и спокойно заговорила:
— Привет всем, кто меня слышит. С вами радио «Цитадель». Только что мы выдержали нападение красноглазых. Их было больше двадцати человек. Среди нас есть погибшие и раненые. В первые минуты боя погиб диджей Марч. — Алекс судорожно сглотнула, отвернувшись от микрофона, и продолжала тем же ровным, хорошо поставленным голосом: — Нам удалось убить почти всех. Огромное спасибо нашим мужчинам и особенно охранникам Максиму и Степану, они очень выручили своими пистолетами. Максим погиб… — Она замерла на секунду, прикрыв глаза. Вдох-выдох. — Если где-то еще остались здоровые, незараженные люди, подходите к нам, на второй этаж. У нас есть электричество, вода, продукты, врачи и лекарства. Мы вас ждем. А сейчас на нашем радио время музыки.
Девушка положила на колени видавшую виды шестиструнку, взяла пару аккордов и, слегка наклоняясь к микрофону, запела. Для кого она пела? Слышал ли ее кто-нибудь, кроме тех, кто укрылся здесь же? А может быть, она пела для того, кто уже не мог ее слышать? Впрочем, она верила, что душа бессмертна, а значит, ничего страшного не случилось. Ничего страшного вообще случиться не может. Никогда и ни с кем. Песня, которую пела Алекс, была о смерти. Но начиналась с аккорда ре-мажор. Народ замер, бросив свои дела.
Пусть будет так, эту песню я допою без тебя. Я у черты, нет больше места рядом со мной. Сделаю шаг и, может, взлечу выше дождя. Или, остыв, лягу на камни белой волной. Это моя война, и пули летят в меня. Вера — моя стена, сердце — моя броня. Дерзость — мое крыло, меч мой — и щит, и флаг. Я разверну его, только не знаю как. Пусть обожжет мои плечи холод большой высоты. Я сохраню память о том, как было тепло. Этот полет и крылья мои — их выдумал ты. А я разверну их в полземли, чтоб стало светло. Это моя война, и пули летят в меня. Вера — моя стена, сердце — моя броня. Дерзость — мое крыло, меч мой — и щит, и флаг. Я разверну его, только не знаю как. [17]17
Стихи Татьяны Смирновой.
Лариса иссушила глаза над телом матери, затем резко встала, оттолкнув докторшу.
— Где Демка? Где мой сын?
Взъерошенная тетушка Тортилла немедленно шагнула вперед.
— Здесь он. Здесь.
— Так что делать с трупами? — Мужчина повторил свой вопрос.
— Грузите в лифты — и на самый верх! — ответил Никодим и решительно направился в кабинет директора. Где-то там он видел схему всего здания.
Однако дойти туда ему не дали.
— Нам удалось захватить одного, — с деловым видом доложил Сергей Сергеевич.