Пульт мертвеца
Шрифт:
— Машина вроде приличная. Алло, Башня, мы его берём. Когда вы сможете подготовить его? — Он взглянул на меня. — Когда вы хотите отправиться?
— Как можно скорее, — ответил я. Меня стало охватывать чувство нереальности происходящего. Сработало!
— Нет, нет, мы стартуем с малым разбегом, практически с места, Башня, — продолжал говорить в телефон Бартоломи. — Да, через час было бы как раз. Провизию на четыре дня из расчета на одного человека, впрочем, можно и двойной запас. Переведите все на наш счет. Нет, подождите секунду. — Теперь чувствовалось, что он собирается схитрить. — Расходы за счет
Он разъединил связь и взглянул на меня, на его лице сияла довольная улыбка.
— Вот вам и корабль, мистер Бенедар — стартовая площадка номер 57. Оттуда и отправитесь.
Я еще раз облизал губы.
— Вы, действительно, сможете это? Я имею в виду выписать счет на имя Айкмана?
Он пожал плечами.
— О-о-о, мы оплатим счет, когда он придёт, и никто не станет проверять, откуда пришли деньги. А если кто-нибудь задумает проверить, пока он не оплачен, то обнаружит лишь название — «Эйч-ти-ай». Разумеется, одурачить совсем их не удастся, но им придется побегать, чтобы выяснить.
Я стал размышлять, глядя на Бартоломи, какова будет его предполагаемая реакция на мои поступки, когда, наконец, выяснится, что я лгал ему.
У меня от стыда встал комок в горле, и я вынужден был сделать глоток, чтобы успокоиться.
— Благодарю вас, сэр, — выдавил из себя я, когда мне все же удалось справиться с комком. — М-м-м… мистер Келси-Рамос просил не очень распространяться об этой акции, если это возможно.
Его глаза чуть прищурились.
— Не беспокойтесь. Я буду тем человеком, который передаст эту новость Айкману, когда он, в конце концов, соскучится по вас.
Я ответил ему по возможности такой же добродушной и откровенной улыбкой, какая сияла у него на лице.
— Да, капитан. Я… увидимся на кольцах.
Я ушел. Благословенны будут милосердные — и к ним проявят милосердие… Благословенны будут милосердные — и к ним проявят милосердие… Я повторял про себя эти слова раз за разом, идя по бесконечным пустынным коридорам «Вожака», пытаясь стереть из памяти мысленный образ человека, доверие которого я так вероломно нарушил.
За восемь лет, проведенных с лордом Келси-Рамосом, накопилось достаточно возможностей встречаться с очень многими лгунами и с такими, которые были способны солгать лишь по необходимости, и с теми, для кого ложь стала второй натурой. И мне всегда казалось, что лгать в первый раз труднее всего. Но как я ошибался.
Лицо капитана Бартоломи стояло у меня перед глазами и тогда, когда я направлялся к каюте-камере, где содержалась Каландра. Я представлял себе его лицо, реагирующим на мою ложь, когда он, в конце концов, узнает от Рэндона правду… затем всплыл его образ, когда он выслушивает от Рэндона заявление о снятии его с должности…
Замыслы праведных всегда честны, интриги нечестивых полны лжи…
Бога не признающий вредит ближнему своему через уста свои…
От переполнявшей меня боли я даже замедлил шаг и уже был готов сорваться с места и признаться во всем, что замышлял.
Благословенны будут милосердные, и к ним проявят милосердие… На карту была поставлена жизнь невиновного человека… Кроме того, я уже слишком далеко зашел в своих акциях, чтобы остановиться. Что возле камеры Каландры будет выставлен один из охранников Куцко — в этом я не сомневался, правда, не мог знать, кто именно. Я надеялся, что это окажется один из братьев Иверсен или же Секоя, который разорвал бы меня на куски при малейшем подозрении относительно моих замыслов. Но чтобы это был сам Куцко, я не желал. Не хотелось лгать ещё и ему.
Я дошел до того места, где пересекались мой коридор и коридор Каландры. Собравшись с духом, я повернул за угол…
— Я уже по шагам догадался, что это вы идете. Припозднились маленько?
Я судорожно сглотнул слюну. Бога не признающий вредит ближнему своему через уста свои…
— Да, немного. Свяжешься с мистером Келси-Рамосом — прощай сон и вольные часы.
Доминирующая в его чувствах встревоженность сменилась искренней заинтересованностью.
— А что за дела такие?
— Можно даже назвать это моим шансом, — ответил я, заговорщически понизив голос. — Губернаторша Рыбакова полчаса назад разговаривала по телефону с мистером Келси-Рамосом. Он желает, чтобы я доставил Каландру в Камео для срочной встречи с ней.
Лоб Куцко подернулся сеткой морщин озабочённости, и даже проявленный им интерес не сумел перекрыть легкую зыбь подозрительности. — Что, прямо сейчас? Так поздно?
— За что купил, за то продал, — ответил я, прилагая поистине зверские усилия, чтобы совладать со своей мимикой и голосом. И на этот раз подействовало, даже через темную завесу сознания своей вины я все же мог слышать, насколько, должно быть, убедительно это звучало… и даже похолодел от мысли, как же лёгко мне давался успех.
Куцко задумчиво выпятил губы.
— Не нравится мне все это, — решительно заявил он. — Похоже на заговор.
Я пожал плечами.
— Заговор? Для чего? Против кого? Какие у нее могут быть скрытые мотивы вызывать нас к себе?
Он задумчиво уставился в пространство.
— Понятия не имею. Подождите-ка…
Он принялся колдовать со своим визиром, в который был вмонтирован быстродействующий компьютер: что бы ни запросил Куцко, всё мгновенно высвечивалось на мини-дисплее.
— Айкман, кажется, стал исправляться — все время держится вдали от «Вожака». Интересно, сумел он найти какого-нибудь остолопа, чтобы через него переправить это свое официальное прошение.
Я почувствовал, как у меня на лбу мгновенно выступил пот. Подозрительность входила в обязанности Куцко, но, если бы он все время и всех подозревал, то, в конце концов, не выдержал бы и сам.
— Я совершенно не считаю, что это дело рук Айкмана, — сказал я. — Губернатор Рыбакова не обнаружила никаких признаков, которые говорили бы в пользу того, что она лгала.
— А вы что, присутствовали при разговоре? Это было с полчаса назад, говорите?
Я понял мысль, которая предшествовала этому вопросу — он желал все это обсудить с самим Рэндоном. Теперь оставалось лишь прибегнуть к последнему средству.