Пуля без комментариев
Шрифт:
– Андрей, не скрою, я разговаривал с врачами, которые лечили тебя, но из их объяснений ничего не понял. Вроде бы ранение у тебя было не смертельное, так почему же через два месяца лечения… – Самойлов замялся, подыскивая подходящие слова.
Он не знал, как корректно объяснить собеседнику, что его, еще живого, все стали считать покойником.
– В госпитале у меня обнаружили неправильно сросшийся перелом ноги в месте ранения, – прервал неловкую паузу Лаптев. – Так, что еще было? Пневмония, омертвление мышечных тканей ноги, но все это ерунда! По моему мнению, я потерял жизненную энергию во время перехода через ядовитые болота. Местные жители рассказывали об этих болотах разные неправдоподобные ужасы. Я в эти сказки, конечно же, не верил, но оказалось, что зря. Иначе чем можно объяснить, что я без видимых причин начал угасать на глазах у всех? Потерю жизненной энергии лечить доктора еще не научились, вот меня и списали раньше времени. Если бы не жена!.. Я убежден в том, что это она вытащила меня из могилы.
– Какие-нибудь особенные лекарства?
– На всякие диковинные китайские и тибетские препараты моя супруга потратила все семейные деньги, все золото с себя продала, в долги влезла, а толку никакого не было. Я умирал. Уже начались предсмертные галлюцинации. Настал момент, я забылся на несколько дней. Когда очнулся, открыл глаза, увидел, что рядом с кроватью сидит жена, держит меня за руку и беззвучно плачет. Как бы объяснить, что дальше было? Она плачет, по щекам текут слезы, а через ее руку в меня втекает жизненная энергия. Она в прямом смысле слова отдала мне частичку своей силы. Этого хватило, чтобы у меня появилась тяга к жизни. Дальше все пошло само собой. Я начал поправляться, к началу весны уже настолько восстановился, что смог пережить разговор с коллегами из областного аппарата. Вот где было испытание на прочность! Приходят перед выпиской ко мне два кадровика. Поговорили они со мной о здоровье, о перспективах дальнейшей работы и, когда я расслабился, предложили написать заявление на увольнение по собственному желанию. Я чуть в ступор не впал. Говорю им: «Ранение ноги я получил не в пьяной драке, а во время служебной командировки». Они мне в ответ: «Какой командировки? Кто тебя туда посылал? Мы тебя в Москву направляли, а ты в Томске очутился». Тут-то я и сел, где стоял. Ситуация получилась пакостная. Она напомнила мне мытарство супруги по высоким инстанциям. Когда жена в сентябре прошлого года начала искать меня, ей в руководстве областной милиции сказали примерно так: «Женщина, что вы от нас хотите? У нас после путча министр внутренних дел застрелился, половина его заместителей уволена или в тюрьме сидит. Кто вам про мужа правду скажет? Ищите его в Томской области. По госпиталям спрашивайте, а мы вам ничем помочь не можем. Мы его в эту командировку не посылали». Как только я понял, куда кадровики клонят, сразу крепко призадумался. Дело ведь можно повернуть так, что я приехал на остров по собственной инициативе и строчил там из автомата по живым людям неизвестно для чего и непонятно из каких побуждений. Согласитесь, ситуация такая, что хуже не придумаешь. Приказа о моем откомандировании и оправдательных документов о ранении нет. В итоге получается, что я не выхожу на работу в течение шести месяцев неизвестно по какой причине.
– Да, дела, – протянул Самойлов.
– Мой разговор с кадровиками напоминал сценку из жизни в Средневековье. Представьте старинный город, готические церкви, помост на площади, на нем плаха и палач с огромным топором. Вокруг помоста толпятся зеваки. Заводят осужденного, ставят на колени, и палач ему по-дружески говорит:
– Ты голову-то на плаху ровнее клади. Удобнее же будет.
Осужденный в изумлении спрашивает:
– Кому удобнее?
– Всем. Тебе, мне, зрителям.
Мой разговор с кадровиками был один в один как эта сценка. Они меня убеждают добровольно уволиться, а я понимаю, что, стоит мне уступить, и я буду вычеркнут из жизни. Мы три дня чуть ли не матом друг друга крыли. Я заявил, что если меня уволят, то поеду к новому министру правду искать. Не знаю, что на них подействовало, только меня вывели за штат и велели ждать решения. Неизвестно какого.
– Что у тебя со званием?
– Ничего. С должности заместителя начальника городского уголовного розыска меня сняли еще в прошлом ноябре. После выписки на новое место не назначили, и я оказался между небом и землей. Кому на меня представление писать, если у меня ни начальника, ни соответствующей должности нет? Третий месяц в капитанах перехаживаю.
– Как ты в Заводском райотделе оказался?
– Вызывают меня в кадры и говорят: «По состоянию здоровья ты не можешь проходить службу в МВД, но зарплату получаешь. Чтобы нам зря не транжирить государственные деньги, ты должен выйти на работу или уволиться». Тут мы опять разругались и пришли к такому решению: пока они не найдут мне должность, я буду сидеть в хозяйственном отделе Заводского РОВД. Вроде бы при деле окажусь и в то же время путаться под ногами ни у кого не стану. Три месяца я провел в подвале родного отдела и понял, что никто мне ничего не ищет. Кадровики ждут, когда я сломаюсь и сам уволюсь, а я держусь и добровольно покидать милицию не собираюсь.
– Что у тебя с ногой? – посерьезнев, спросил Самойлов.
– Через год-полтора я ее разработаю и смогу ходить без палочки, но легкая хромота останется на всю жизнь. По сути дела, сейчас именно травмированная нога стала камнем преткновения. Военно-врачебную комиссию я пройти не смогу, а увольнять меня по состоянию здоровья какой-то приказ не позволяет. Я же не инвалид, передвигаюсь самостоятельно, но для оперативной работы не гожусь. За преступниками бегать не смогу.
– Не всем в нашей системе за преступниками бегать надо! – авторитетно, по-начальственному заявил Самойлов. – Я тут как-то смотрел один современный фильм про милицию. Боже мой, вот бред! В этом кино следователь в кабинете не сидит, воров не допрашивает, а носится целыми днями по городу как угорелый, из пистолета стреляет, челюсти бандитам крушит. А кто, спрашивается, за него уголовные дела расследовать будет? Зачем следователю самому преступников задерживать? Ему что, делать больше нечего? Работа следователя выполняется за письменным столом. Его оружие – авторучка и печатная машинка. Мощь не в бицепсах, а в голове.
Пока рассказчиком был Лаптев, Самойлов согласно кивал каждому его слову. Теперь настала очередь Андрея это делать.
– Значит, так! – продолжил Самойлов. – Ты и сам знаешь, что в нашем государстве происходят грандиознейшие перемены. Впервые на памяти моего поколения политика стала вмешиваться в дела обычных людей. Скажи, кто бы мог подумать, что склоки в окружении главы государства скажутся на всех и на каждом? У нас в стране традиционно народ и политика были разведены по разным углам, а теперь они так столкнулись, что только искры из глаз летят! Как я понимаю, ты пострадал за августовский путч наравне с Янаевым и Пуго. Но ты-то не заговорщик, Горбачева свергнуть не хотел, а оказался в полном дерьме. Так нынче во всем! Включаешь телевизор и с замиранием в душе ждешь дурных новостей из столицы. Что они, сволочи, за этот раз выдумают? Какую подлянку нам подкинут? – Самойлов неожиданно замолчал, задумался, отстучал пальцами строевую дробь по крышке стола и продолжил: – Сейчас наше общество расколото на противоборствующие группы и группировки. В Москве Ельцин борется с Верховным Советом, и это все видят. Процессы, протекающие у нас, в сибирской глубинке, пока никому не заметны и не интересны, но они есть и когда-нибудь обязательно выплеснутся наружу. Я считаю, что мы не имеем права благоденствовать и взирать на все с равнодушием деревенского дурачка. В тот момент, когда наш город превратится в кипящий котел, мы должны быть готовы к любому развитию событий. Ты согласен с этим?
Лаптев охотно кивнул. Разговор с начальником следственного отдела шел в нужном направлении.
– Буду с тобой откровенен. Я уже сформировал в городском управлении свою команду, подобрал крепких специалистов, но это не те люди, которые не растеряются в экстремальной ситуации. Пожалуй, нет, не так. Мои подчиненные – опытные следователи, но они не готовы к действию в совершенно новой обстановке. Кражи, разбои, грабежи – пожалуйста, расследуют любое дело. А вдруг грянет нечто совсем необычное, такое преступление, которого никогда не было и не могло быть раньше? Нынешняя жизнь настолько динамична и изменчива, что загадывать даже на сутки вперед – дело неблагодарное. В этих непростых условиях я должен иметь в своем распоряжении боевой резерв, готовый к выполнению любой задачи. Политика – дело грязное. Как расследовать уголовные дела с политической окраской и самому не оказаться по уши в грязи, пока не знает никто. Мне нужны люди с крепкой психикой и твердыми внутренними убеждениями. Ты – один из них. Пока ты прозябал в опале и неизвестности, я изучил твое личное дело, поговорил с твоими бывшими коллегами и пришел к выводу, что совершенно напрасно Управление уголовного розыска списало тебя в утиль. Андрей, я предлагаю тебе должность старшего следователя в городском управлении. Если согласен, то пиши рапорт на перевод.
Лаптев даже не стал уточнять, почему Самойлов берет его к себе сразу старшим следователем, а не на обычную должность. Стараясь, чтобы руки от волнения не тряслись, он написал рапорт, протянул его через стол.
Роман Георгиевич для порядка пробежался по тексту глазами, отложил лист в сторону и сказал:
– Вот что, Андрей. Тебе придется работать в здании, где совсем недавно ты был большим начальником…
– Плевать! – не стал дослушивать хозяина кабинета Лаптев. – Я не по своей воле вниз слетел, так что стыдиться мне нечего. Если у меня появился шанс продолжить работу в новом качестве, то меня никакими усмешками и кривотолками с пути не собьешь. Роман Георгиевич, я реалист, знаю, что меня ждет. Два года назад в этом здании я справлял свой день рождения. Люди, желающие поздравить меня, в очередь стояли. Прошло два года, и обо мне все забыли. Согласен, в прошлом году я полуживой валялся в госпитале, и поздравлять по большому счету было некого, но в этом-то году могли бы вспомнить! Ан нет, меня уже вычеркнули из перечня друзей и коллег. Я не собираюсь никому ничего припоминать. Работу на новом месте надо начинать, позабыв о своих прошлых заслугах и амбициях. Путь наверх с самого дна всегда не очень-то прост, но я готов пройти его.
– Отлично! Завтра до обеда сдай все дела в Заводском РОВД и приезжай в управление. Часика в два я представлю тебя руководству и покажу новое место работы. О рапорте на перевод даже не думай. Начальник областного следствия подпишет его без разговоров. – Самойлов снял трубку телефона, набрал номер. – Воронов, забирай гостя, отвези домой. Приготовь для Андрея второй комплект ключей от кабинета. С завтрашнего дня вы будете работать вместе.
Дома Лаптев прямо на пороге обнял жену и задыхающимся от волнения голосом прошептал:
– Лиза, мы прорвались! Самойлов берет меня к себе на работу. Ты представляешь, уже завтра я выхожу на новое место службы!
– Подожди, Андрюша, успокойся! Объясни толком, кто такой Самойлов и что он тебе предложил.
– Роман Георгиевич Самойлов – начальник следственного отдела городского управления. Он предложил мне должность старшего следователя. Работа, конечно же, не сахар, но это конец моей опалы, Лиза. Я снова в деле!
– В уголовный розыск тебя из-за ноги не берут? Ну и слава богу! Я, честно говоря, боялась, что твои бывшие начальники одумаются и вернут тебя в ОУР. Как вспомню, ночь-полночь, а ты вскочил и на работу. Сутками тебя иногда не видела. У следователей работа спокойнее?