Пуля для невесты. На карусели чувств
Шрифт:
Я кинулась исполнять сказанное.
— Тазик ты найдешь под умывальником. Наполни его горячей водой и опусти внутрь мешочек. Когда вода окрасится красным, капни в воду пять капель эссенции крови дракона.
— Чего? — с ужасом переспросила я, совсем не задумываясь до этого, что именно делаю. Скорее движения от страха за жизнь Петра получились чисто механические, как у робота. — Кого?
— Дракона. Пять капель, мартышка. Не больше.
Дракона, ага, ну и ладушки. Что я тут удивление изображаю? Давно должна была привыкнуть ничему
Стоило вскрыть флакон, как в воздух взвился запах полынной горечи. Руки предательски сильно дрожали, пока я отсчитывала нужное количество… драконьей крови.
Надеюсь, донором стал не Сидареш. После их последней «бурной» встречи с Егором, невольной виновницей которой я стала, ожидать можно было чего угодно.
— Если все сделаешь верно — вода поменяет цвет на зеленый.
Победно вскрикнув, я посмотрела на Иллариона. Мужчина ответил слабой улыбкой.
— Теперь тебе нужно обтирать этой жидкостью нашего больного. Попробуем удержать его организм на границе критической температуры, пока я заканчиваю с противоядием.
Ученый еще не успел договорить, как я уже вернулась к кушетке, осторожно неся тазик и полотенце. Незамедлительно приступила к поставленной задаче.
Петр стонал. Его голова металась по подушке. Резкие движения глазных яблок под веками давали знать: мужчине что-то снилось. И судя по болезненным, хриплым стенаниям, явно ничего приятного.
— Ждана-а, — звал он так отчаянно, что у меня сжималось сердце. — Ждана!
Имя чуть ли не единственное, что удалось разобрать в словах на непонятном языке.
Мужчину выгибало дугой. Дышал он хрипло, сбиваясь с ритма и захлебываясь воздухом. Не знаю, как это состояние называлось медицинскими терминами, но от такого явного страдания человека рядом — мне становилось нехорошо. А чувство собственного, глухого бессилия беспощадно вгрызалось в душу, наполняя ее отчаяньем и болью.
Я, закусив нижнюю губу, старательно смачивала полотенце в воде и тщательно обтирала лицо, шею, торс, руки и ноги мужчины. Простынь я сдвинула, оставив ткань только в районе паха, когда поняла, что дворецкий полностью обнажен. Времени придаваться робости не осталось. Чувствовала — каждая минута на счету.
Илларион молчал. Иногда я бросала на него встревоженные взгляды мельком, только чтобы убедиться — ученый полностью поглощен созданием противоядия. Унять мою тревогу было некому. И в подобных условиях, когда от моей собранности и быстрой реакции зависело здоровье другого человека, оказалось, что вполне могу почти не паниковать. Дважды меняла воду, когда она остывала и теряла цвет, действуя по указке Иллариона. Хоть руки и задеревенели, а в позвоночник точно кол вставили, я не прекращала обтирать Петра, даже не чувствовала усталости.
— Ждана, — надрывался хрипом дворецкий.
— Кто это? — спросила я Иллариона, каждый раз внутренне сжимаясь от отчаянья, звучавшего в зове раненого.
— В ордене не принято лезть в личную жизнь друг
Я нахмурилась, стерпев камень, что явно полетел по траектории к моему «огороду». Любопытство в подобной ситуации смотрелось чуть ли не патологией, но все равно не отпускало.
Хоть Петр и старался держаться на расстоянии, отпугивая своей мрачностью, но именно этот мужчина обеспечил меня поддержкой тогда, когда это оказалось наиболее необходимым. Оставаясь в некотором роде загадкой, которую непременно хотелось разгадать, дворецкий сумел занять место в моем сердце, войти в близкий круг. И терять этого человека я не собиралась.
— Ждана! Где ты?
В его зове слышалось столько беспроглядной тоски, что я не выдержала:
— Я здесь.
— Где? — тут же сильнее заворочался мужчина.
Наклонившись к его лицу, провела полотенцем по вспотевшему лбу:
— Здесь. Я рядом.
Петр резко схватил меня за запястье. От неожиданности я вскрикнула. Не думала, что у человека в беспамятстве окажется столько силы.
Поднеся мою руку к губам, дворецкий поцеловал пальцы:
— Ждана-а, — благоговейно выдохнул он. — Не уходи.
Еле сдерживая слезы, я решительно качнула головой и озвучила то, что никогда не смогу исполнить. По одной простой причине… загадочной Жданой я не была.
— Не уйду.
Мужчина расслабился. Гримаса боли перестала искажать его лицо. Казалось, Петр нашел то, что искал и немного успокоился. Его хватка на моем запястье ослабла, от грубости не осталось и следа. Нежно держа мою руку в своей, он большим пальцем принялся поглаживать внутреннюю сторону моего запястья.
— Хорошо, — криво улыбнулся мужчина. — Только не исчезай. Я устал бродить в этой тьме.
Признание отозвалось болью в сердце, в грудную клетку будто разом воткнули с десяток раскаленных игл.
— Я не исчезну. Успокойся.
— Ждана…
— Все будет хорошо.
Свободной рукой я продолжала обтирать полотенцем лицо и грудную клетку мужчины. Все мое внимание было полностью сосредоточено на человеке, находящимся передо мной в кульминации своей слабости. Я успела трижды невольно стереть алое пятнышко с его груди и только тогда заподозрила неладное.
— Нет. Пожалуйста, — беззвучно взмолилась я. — Нет.
У меня вновь открылось носовое кровотечение.
Ужас непроглядным палантином накрыл с головой. Грудь сдавило от нехватки воздуха, точно в комнате его взяли и… просто выкачали.
— Будем считать, что готово, — сквозь туман паники пробился глухой возглас Иллариона. — Я довел противоядие до совершенства. Если совершенство может считаться таковым без последнего ингредиента.
Я не могла избавиться от разрушительных мыслей. Не могла убедить себя, что носовое кровотечение совсем не предвестник чьей-нибудь скорой смерти, а просто выдумки моей фантазии. Чем сильнее старалась, тем ярче даже перед закрытыми глазами вставало лицо Петра.