Пуля-дура. Поднять на штыки Берлин!
Шрифт:
– Генерал Финк сообщает, что его батареи на Третине уничтожены. Русские тяжелые орудия с Мельничной горы разгромили его батареи, он ничего не может противопоставить русским пушкам. Поэтому, если начинать атаку, его батальонам придется идти прямо на картечь.
– Но это неправильно!
Король растерялся. То, что делала русская артиллерия, не было предусмотрено никакими уставами. Проклятый Шувалов, нет, трижды проклятый! Dreifach verdammt!!! Лишь сейчас король поймал себя на том, что в мыслях перешел с любимого французского на немецкий, столь удобный для команд и ругательств. Уничтожение вражеской артиллерии
Король задумался, глядя невидящими глазами на почтительно вытянувшихся генералов. Время уже перевалило за полдень, никаких серьезных успехов прусская армия не добилась, солдаты измучены долгим переходом и жарой, если еще промедлить, они вообще ни на что не будут способны. Атаковать? Но это значит подставить фланг обстрелу из Кунерсдорфа, где, похоже, русские тоже серьезно укрепились, ведь просто так гусары не отступили бы. Деревню можно поджечь пушками, но это значит еще потерять время, которого и так уже осталось слишком мало. Отступить? Признать свое поражение? Нельзя! Король как-то по-детски дернул себя за знаменитую косичку и обратился к генералам:
– Что следует делать?
Генералы молчали, ведь король слишком долго приучал их к мысли, что он все прекрасно знает и видит сам, поэтому сейчас они даже помыслить не смели, чтобы хоть что-то предложить Старому Фрицу.
– Поставить на Малом Шпице орудия?.. – неуверенно предложил Ведель. – Тогда мы сметем этих варваров.
– Но это потребует времени, – возразил Каниц, ревновавший Веделя за его близость к королю. – Да и русские батареи на Мельничной горе не подавлены.
– Может, просто подождать? – кисло морщась, негромко спросил Зейдлиц. Он решительно не видел способа пустить в ход свою превосходную кавалерию, а потому происходящее волновало не слишком сильно. – Завтра они сами разбегутся.
– И что, послезавтра нам их снова ловить? – неожиданно вспылил Фридрих. – У нас в руках блестящая победа, ну не в руках, но совсем рядом, нужно только не полениться и поднять ее. Я не узнаю вас, господа генералы.
– А не лучше прекратить баталию? – некстати встрял Брокдорф.
Но Фридрих лишь злобно фыркнул. Уловив, откуда подул ветер, генерал Ведель незамедлительно преисполнился воинственного духа. Он театрально простер руку в направлении Кунерсдорфа и возгласил:
– Вперед и только вперед! Сбросим русских с высот, а далее они сами разбегутся по оврагам и перелескам!
– Вот! – торжествующе подхватил король. – Вот слова истинного мужа доблести! Я доверяю именно вам, милый Ведель, нанести удар, который опрокинет варварские орды.
Пухлые щеки Веделя сначала побелели, а потом посерели, он явно не рассчитывал на такой поворот. Роль мудрого советчика его более чем устраивала, а вот вести батальоны на русскую картечь ему совершенно не хотелось. Однако отказать королю значило подписать себе приговор, это же подумать страшно: отлучат от двора! Отправят командовать гарнизоном в какую-нибудь Померанию… Нет, русская картечь все-таки лучше, тем более что можно постараться вывернуться.
– Ваше величество, – сладко улыбнулся Ведель. – Я готов со шпагой
Зейдлиц недобро посмотрел на Веделя. Он догадался, что ему уготовал хитрый толстяк. А Фридрих на лету подхватил брошенную подсказку и сделал вид, что это его решения.
– Зейдлиц! Ваша кавалерия должна обойти слева деревню и отрезать русским путь отступления в лес. Они не должны убежать! Мы устроим им новую Треббию, уничтожим, как славный Ганнибал.
– Но, ваше величество, деревня в руках русских, моих кирасиров перестреляют, как куропаток, пока мы будем протискиваться между озерами.
Фридрих недовольно дернул щекой, он терпеть не мог, когда ему перечили после того, как решение принято. Но, с другой стороны, Зейдлиц все-таки был прав, хотя это совершенно не основание менять королевский приказ.
– Так, Зейдлиц, вы берете кирасир и драгун, гусар Цитена, обходите пруды слева. Этим вы увеличиваете дистанцию до русских, их стрельба станет безвредной. Как только пехота Веделя выбьет русских с Мельничной горы и начнет штурм Большого Шпица, вы ударите им во фланг. Сдвоенного удара русские не выдержат, и тогда вы довершите разгром противника.
Зейдлиц не испытывал совершенно никакой уверенности в том, что этот гениальный план сработает. Да, прусская пехота сумела взять Малый Шпиц – но и только! Этим пока что ограничивались все успехи, и трудно было ожидать, что новая атака окажется более успешной, чем первая. Однако король уже отчитал его, словно мальчишку, так не подставляться же второй раз. Зейдлиц лишь кивнул.
Загрохотали барабаны, и прусская пехота пошла на Мельничную гору.
На Петеньку это уже впечатления не произвело, впрочем, как и на остальных офицеров. После того как первая атака пруссаков не принесла им успеха – Малый Шпиц оставили согласно приказу командующего, – вторая была встречена совершенно спокойно. Ядра пробивали бреши в шеренгах, и хотя пруссаки упорно смыкали строй и шли дальше, движение было каким-то неуверенным. Шеренги то и дело изгибались, замедляли шаг, и становилось понятно, что еще немного – и русская артиллерия возьмет верх над прусской пехотой.
Однако эта окровавленная волна продолжала катиться на русские позиции, и непонятно было уже, что гонит солдат вперед – запредельная отвага или такое запредельное отчаяние. Русские офицеры наставляли солдат:
– Стрелять только по команде! Ежели кто раньше времени выстрелит, берегись! Пехота идет – целься вполчеловека! И держать, держать до последнего!
Мимо проскакали генералы Румянцев и Фермор. Их дивизии в центре позиции на Большом Шпице пока в дело не вступали, и генералы, снедаемые любопытством, решили посмотреть, как обстоят дела у князя Голицына, но тот встретил визитеров более чем прохладно. Петеньке не было слышно, о чем они разговаривают, однако ускакали командиры дивизий в совершенном недовольстве. Впрочем, точно таким же недовольным был и худой подполковник, который продолжал метаться, сжимая кулачки и бормоча: