Пуля-Квант
Шрифт:
— Но почему меня… то есть второго Кирилла отбросило? — не удержался я. — Как отбросило, куда отбросило?
Григорович пожал плечами:
— Спроси чего полегче. В первый раз, когда произошел неправильный запуск, когда марево появилось, людей, мутантов, аномалии, что в эпицентре находились, выбрасывало на ряби континуума — кого к Периметру, кого… не знаю — в центр Зоны, за пределы
— Значит, мы нашли Кирилла в южном секторе, — Костя морщился и потирал лоб, — и это был тот Кирилл, которого вышвырнуло из эпицентра ряби поел неправильного включения установки. Так ведь? Мы нашли его, перехватили Пригоршню, выходящего из Зоны, ГСК он припрятал, мы его из нычки забрали, стали выходить за Периметр и…
Отмель залпом опустошил стакан с вином.
— Ну, чего замолчал?
— Не сбивай — думаю. Помнишь, Юра, ты сильн удивился, что мы встретили Давыдова? Он выкрал у нас Кирилла. Сам стал тварью какой-то с ментальными способностями, что-то наподобие контролера. И из Кирилла такого же сделал.
У меня по спине пробежал холодок. Они говорил обо мне… и в то же время о каком-то другом человеке.
— Кирилл сильно изменился за пару суток. — Лабус покосился на меня. — Аномалии стал чувствовать, мутантами управлять. Я сам видел. Он спас сталкеров от псевдогиганта и установку запустил. Вот только… ломал он внутри себя что-то, боролся. С чем? С кем?
Трудно было слушать рассказ про себя, не помещалось услышанное в голове. Я встал и налил себе вина. Выпил.
Лабус повернулся к Григоровичу:
— А в каком времени мы сейчас?
— Черт его знает. В нормальном. Представь дерево, яблоню. У основания толстый ствол, а в метре от земли раздваивается — одна ветвь к солнцу обращена, плоды дает сочные, растет ввысь. Другая болеет, умирает. Ее можно попытаться вылечить, но лучше срезать, чтобы не заболело все дерево. Так и со временем.
— Выходит, что где-то… в другой ветви остались Леха и Кирилл?
— Да, возможно.
— А ты можешь повторить эксперимент? — неожиданно спросил Костя.
— Рехнулся, Лабус?! — удивился Отмель. Костя не слушал его.
— Сможешь?
Я медленно поднялся и отошел к окну.
Не может такого быть, в голове не укладывается, какой-то параллельный мир, в котором существую другой я. Другой…
И частица его жила во мне. Это было мучительно: казалось, совсем недавно со мной происходили какие-то события, они прятались в глубине памяти… Но я не мог вспомнить их. Не мог, как ни пытался.
— Не буду повторять. Извини, Лабус, — как приговор произнес Григорович.
Костя встал, кивнул. Достал из внутреннего карман белый прямоугольник и подошел ко мне.
— Вот, — он протянул фотокарточку. — Он хотел вытащить тебя. Тебя другого. А ты… ты…
Военстал развернулся и, не прощаясь, вышел из палаты.
Вечерело, на двор за окном наползали тени. Смогу я вспомнить всё? Нет. Просто потому что другого меня в этом мире больше не существует. Его поступки — это его поступки, не мои. А я смогу совершить что-то такое? Его — другого Кирилла — изменили обстоятельства, но я не прошел через то, через что прошел он… Смог бы я спасти Янтарь, залезть на установку, остаться под выбросом? Не знаю.
Я повернулся. Отмель с Григоровичем молчали.
Фотография выскользнула из пальцев, я подхвати ее. Рассмотрел. Черно-белая любительская карточка на ней два военных сталкера в полевой форме, улыбаются. У одного ямочки на щеках, темные волосы, второй с жесткими плотными усами, взгляд хитрый, в волосах седина. Его зовут Лабус, а первого я не знаю, видел его только на Янтаре, мельком, но мне почему-то кажется, что нас многое связывает. Будто другой «я» частица которого все же поселилась в моей памяти, под сказывает мне: ты знаешь этого человека, но никогда вспомнишь его.
Конец.