Пуля нашла героя
Шрифт:
«Что ж это они только вдвоем да вдвоем!» — подумал скорее с недоумением, чем с завистью или обидой.
Потом решил, что пошли Захар с одноруким Петром погулять по морозцу после выпивки.
Вернулся в сени, выглянул мельком на двор, однако никого там не увидел и не услышал. А становилось ему уже холодно, ведь до ветру выскакивал, а значит и не оделся как следует, просто на белье шинель накинул, а на ноги — сапоги без портянок.
«Ну ладно, — решил наконец красноармеец. — Раз их нет, от них не убудет!» Отпер тяжелую дверь-заслонку. Из коптильни ему в лицо сразу жар ударил обжигающий. Отскочил напуганный красноармеец. Переждал чуток, потом снова подошел к уже открытой двери-заслонке. Снова кожей
До позднего зимнего рассвета было еще далеко, но свет в окошках человеческих коровников уже зажегся. Захлопали наверху двери, доярки, громко разговаривая, спешили по снегу в коровий коровник. Проснулись Новые Палестины, и жизненный шум, возникший от этого, разбудил заснувшего на снегу и чудом не замерзшего Петра. Открыл он глаза и увидел перед собой красный снег. Дотронулся рукой до разбитых губ и вдруг встревоженно оглянулся на дом, увидел настежь открытую дверь. Встал на ноги. Шатаясь, поднялся на порог, зайдя в сени, закрыл за собою дверь и удивился, как холодно было в доме. В комнате подошел к печи, снял заслонку. Там уже догорали последние головешки. Вернулся в сени, принес оттуда охапку дров, проследил, как взялись они в печи сильным шипящим пламенем. Вспомнил о Захаре, оглянулся по сторонам. Но Захара нигде не было, а самого Петра снова покидали силы, и он, опустившись на пол у печки, там же и заснул, ощущая кожею движение возвращающегося в дом тепла.
Глава 9
Время шло, а Таня Селиванова все не приезжала. С наступлением осени пошли дожди, и природа, одуревшая от летнего солнцепека, наконец ожила. Трава и листья на деревьях налились зеленью.
В Краснореченск снова приехал ОРСовский поезд-универмаг, и каждый вечер вокруг его вагонов-отделов толпились люди. Больше всего людей было у вагона с надписью «Одежда».
Добрынин тоже подходил туда пару раз. Купил себе ботинки на зиму и в вагоне «Консервы» купил несколько банок сгущенного молока.
Жил он снова у себя в квартире, ???? ? ?????? ? ???????? ??? ??????: ?? ?????? ??????. ? ??????? ? ???? ?????? ?????? ?????? (c)дна кровать — вторую, на которой спал Ваплахов, забрали школьники. Дело было в том, что Краснореченская средняя школа решила организовать музей Дмитрия Ваплахова, и уже несколько раз приходили к Добрынину пионеры и комсомольцы, просили передать им личные вещи Ваплахова. Потом стали приходить юнкоры с блокнотами, и сидели они на кухне с народным контролером допоздна. Добрынин поил их чаем и рассказывал о своем погибшем друге, а они строчили мелким почерком эти рассказы в блокноты, составляя, таким образом, героическую биографию. Несколько раз сам Добрынин ходил в школу, чтобы выступить перед детьми, и теперь на улице его часто окликали школьники, здоровались, подбегали, чтобы пожать ему руку.
Время шло. Дожди продолжались, и продолжалась жизнь, заполненная
Если вечер выдавался тихий, Добрынин садился на кухне. Садился и читал. Или чьи-нибудь стихи из своей большой уже библиотеки, или третий том книги про Ленина.
В этот вечер он раскрыл книгу про Ленина. Так много было связано в его жизни с этим именем. С именем Ленина, или, как его называли на Севере — ЭкваПырисем. И сам он свою жизнь сравнивал с его жизнью, и свои мысли-с его мыслями. И радовался, замечая, как похожи были их мысли, но потом понимал, что его, Добрынина, мысли — это то, чему он научился от Ленина. И все равно радовался, но радовался скромно и тихо.
Дождь перестал, но воздух был пропитан влагой. Добрынин закрыл окно и перевел взгляд на шелестящие страницы книги. Полистал, отыскивая последний прочитанный им рассказ. Нашел и с трепетом перевернул страницу. Следующий рассказ назывался «Ленин и море». Добрынин никогда в своей жизни моря не видел и тем с большим интересом принялся за чтение.
«В редкие моменты отдыха Ленин любил приезжать на море, в маленький городок на южном берегу Крыма. Приезжал он туда без друзей и соратников и очень часто даже не предупреждал их о своем отъезде. Бывало, приедет, поселится у какой-нибудь татарки под именем Николаева или Петрова, а потом ходит-гуляет по набережной или на скамейке сидит и на море смотрит. А море каждый день разное. Ходил так Ленин, по набережной гулял и однажды, сидя в кофейне, разговорился с одним местным рыбаком. Рыбака звали Митрич, было ему уже лет семьдесят. Понравился Митричу искренний интерес собеседника к рыбацкому делу, и пообещал он Ленина с собой в море взять.
Условились они встретиться с рассветом.
Море с утра было спокойное, гладкое.
Ленин пришел первым, а потом и Митрич подошел. Лодка у Митрича была небольшая, весельная.
Выгребли они на середину моря и закинули удочки.
Митрич был рыбаком опытным, и поэтому у него сразу клев начался, хотя вроде бы и удочки одинаковыми были, и наживка.
— Почему это так, голубчик? — спрашивает удивленный Ленин. — И у тебя червяк на крючке, и у меня, а клюет только у тебя.
Усмехнулся на эти слова Митрич.
— Меня, говорит, рыба уже знает. Я, видно, и сам за все годы рыбой пропах. А ты для нее человек новый, откуда ей знать, что у тебя на уме?
Так и вышло у них. Поймал старик десять рыбин больших и ведро мелюзги, а Ленин ничего не поймал.
Вернулись они после обеда. Там же на берегу какой-то рыботорговец купил всю рыбу у Митрича за червонец. Обрадовался Митрич и решил приятного собеседника в кофейню пригласить.
Снова пришли они в кофейню на набережную, где накануне познакомились.
Только теперь уже Митрич заказывал официанту. Заказал он каждому по кофе и по заварному пирожному.
Сидели они и снова о море говорили.
Вдруг слышит Ленин: мальчишка-газетчик по набережной бежит и кричит на ходу: «Правда„! Кому „Правду“!“ Извинился Ленин, вышел и купил газету.
Полистал, почитал «Правду» и понял, что пора назад в Кремль. Понял, что много еще дел впереди. Но перед тем, как идти к татарке свои вещи собирать, вернулся он в кофейню и крепко пожал на прощанье руку Митричу. «Спасибо за науку!» —сказал и в Москву уехал».
Закрыл Добрынин книгу и задумался. Мысленно искал какой-нибудь смысл прочитанного, но что-то мешало этому поиску. Что-то отвлекало Добрынина, и он, не удержав под контролем разума поток мыслей, отпустил его. И сразу все стало ясно. Отдых — это слово, как магнит, перетянуло к себе такие, казалось, правильные целенаправленные мысли.
«…Ленин отдыхал, а я нет… и никогда на море я не был… пирожных не ел…» — мысли Добрынина вышли полностью из-под контроля разума и плясали теперь в голове народного контролера дико и разнузданно.