Пункт назначения 1990. Шаман

Громов Виктор

— Ешь.

Он как-то вздрогнул, принюхался. Вонь от бабкиного лекарства пробирала даже здесь. Славка изумился:

— Ты серьезно?

— Вполне, — ответил я. — Слав, если тебе что не нравится, уйди, и не мешай. Тебе уже сказали, это — не еда, это — лекарство.

Он хмыкнул, замолк, но не ушел. Костя двумя пальцами пошевелил пирог с боку на бок, поморщился. Спросил:

— А что там?

Это я тоже не знал. Просто сделал умный вид:

— Какая тебе разница? Ты сюда для чего пришел?

Он вздохнул, покивал, согласился:

— Так-то

да, мне, ребята, и не такое есть доводилось. Помнился, — глаза его подернулись мечтательной дымкой, словно воспоминание было одним из самых счастливых, — нашли мы как-то антилопу. В расщелину она провалилась, но не глубоко. Птицы ее обклевали, грызуны местами… Но мяса еще было достаточно. Правда, подтухла основательно, и черви завелись…

Славка позеленел и подавился. Я не стал уточнять, в каком это месте глобуса Косте доставал из расщелины антилопу. Скорее всего там, где по официальным данным бравых советских служак и не было никогда. Он тоже не стал развивать тему. Взял в одну руку пирог, в другую чашку, сделал глоток и откусил здоровенный кусок. Проглотил почти не разжевывая, оповестил нас со Славкой:

— Ну и дрянь! Антилопа была вкуснее. Мы червей из нее повыковыривали… Хотя ребята и их…

Славка подорвался и убежал к сортиру. Костя проводил его смеющимся взглядом, отхватил от пирога еще кусок, заглотил, как удав, целиком, сказал уважительно:

— А ты ничего, не слабак.

Я кивнул, а сам подумал: «Знал бы ты, дорогой, сколько лет я проработал врачом, знал бы ты, чего я навидался на своем веку. С таким не захочешь, перестанешь быть слабаком». Костя словно понял, кивнул и доел пирог в один укус. Оставшийся отвар он выпил залпом. Погладил себя по животу, проронил:

— Ничего, переварится.

Я усмехнулся, сходил к поленнице, принес оттуда длинную тонкую щепку, отдал мужчине.

Подожги. Нужно чтобы горело и не тухло хотя бы пять минут.

— Будет сделано.

Он не вставая нагнулся, сунул щепку в костер, дождался уверенно огонька. Потом уселся, заслоняя крохотный кусочек пламени от ветра.

— Глаза закрой, — попросил я, — и думай о том, как долго собираешься жить. О хорошем думай.

Костя снова кивнул, все выполнил в точности. На губы его наползла улыбка. Я убедился, что все идет по плану и принялся шептать заклятие:

Болезнь-кручина, перейди на лучину…

Глава 29.2

К концу ритуала я был основательно выжат. Костя выглядел не лучше. Под глазами у него залегли черные тени. Нос словно истончился, заострился, стал почти прозрачным. Нижняя губа была прокушена до крови.

— Больно? — Спросил я, буквально кожей ощущая его страдание.

Он натянуто улыбнулся.

— Ничего, ради такого дела можно и потерпеть.

— Костя, — из меня неожиданно вырвался вопрос, — а ты где воевал?

Он глянул пытливо, ответил уклончиво:

— Далеко.

Я усмехнулся. Ох уж мне эти тайны! Скоро они потеряют всякий смысл. Он качнул головой.

— Не спрашивай.

— Ты сам начал.

— Бывает

иногда, от волнения.

— Останешься на обед?

Костя секунду размыслил. В какой-то момент мне показалось, что согласится, но нет.

— Не могу.

Я пожал плечами. Каждый сам решает, что ему нужно, а что нет. Он поспешил оправдаться:

— Ты не обижайся, я действительно не могу. Лев не знает, что я поехал к тебе.

— Кто он тебе? Друг? — С чего вдруг мне стало интересно, я пока не понимал…

Костя откровенно удивился:

— А то сам не знаешь? У таких, как Лев, не бывает друзей — только нужные люди и подчиненные.

— А к какой категории относишься ты?

Он усмехнулся. Усмешка вышла кислой.

— Я пока успешно совмещаю обе ипостаси.

О своей роли в этой компании я благоразумно спрашивать не стал. Побоялся, что ничего хорошего не услышу.

— Мне пора.

Костя, вспомнив прошлый раз, поколебался и подал руку.

— Пока.

В этот раз я его руку пожал.

Уже за калиткой он вдруг спросил:

— А дальше что?

Дальше. Кто его знает? Отвечать пришлось честно.

— Не знаю. Приходи через пару дней, я посмотрю.

— Угу, я тогда в четверг приеду.

Костя уселся в машину, помахал напоследок рукой и укатил к своему боссу, который делил всех людей на нужных и не очень.

* * *

Остаток дня я просто отдыхал. Лежал на кровати, смотрел телевизор и тихо балдел от безделья. Вокруг меня суетились Вика с Верой. Влад и Славка стучали во дворе молотками — починяли забор. Соломон носился вокруг них и задорно тявкал. Все были при деле.

Вечером давали «Цыганского барона». Девчонки уселись у голубого экрана, вооружившись яблоками и семками. Ребята за столом резались в буркозла. А у меня вдруг заболело сердце — закололо остро в груди, заныло под ложечкой, похолодели ладони. Дом наполнило предчувствие страшной напасти, неминуемой беды. Просто, кроме меня ее никто не чуял.

Часы показывали девять. Я огляделся, ничего подозрительного не нашел. Отругал сам себя за паранойю. Бросил быстрый взгляд на окно. Там было темно и спокойно, даже Соломон не подавал голоса. Сердце не отпускало. Откуда-то пришло понимание, что боль эта к сердечной мышце не имеет никакого отношения, характер ее сугубо иррациональный.

Я придавил ладонью бок и встал. Первой мыслью было сходить на кухню, налить чайку, закусить его конфеткой, посидеть в тишине, может быть, полистать бабкину книженцию… Но ноги понесли меня во двор.

Соломон сидел у самого крыльца, прислушивался, принюхивался в темноту, нервно прядал ушами. Он тоже чего-то опасался. Завидев меня, виновато вильнул хвостом и вдруг завыл. Я спустился по ступеням вниз, руку положил ему на загривок, проговорил:

— Что, друг, хреновы наши дела?

Пес зарычал. Угрожал он не мне, а кому-то там в темноте за забором.