Пурград
Шрифт:
– Думаю, что теперь можно и так сказать. С сегодняшнего дня точно.
– И, надо думать, кольцо она оставила не просто так?
– В смысле?
– Ну, раз у вас отношения, и она забыла у тебя в машине свою вещь, то, наверное, хочет, чтобы ты её вернул.
– Ну да, вряд ли она была бы рада потерять это колечко. Она его довольно часто носит на указательном пальце левой руки. Так что быстро заметит, что его нет.
– Так, во-первых, ты как-то пугающе точно запомнил эту безделушку. А во-вторых, ты действительно не понял, что эта находка значит?
– Что даже
– Да нет же, дурак! Это значит только то, что она дала тебе лишний повод встретиться.
– Эта логика мне кажется несколько натянутой.
– И всё же тебе стоит её навестить. Чем раньше, тем лучше.
– Зачем? Я не хочу быть слишком навязчивым.
– Гораздо хуже она о тебе подумает, если ты заставишь её ждать. Наверняка будет сидеть дома и думать: "Вот же дурак этот Мистраль! Я ведь так чётко ему намекнула, что хочу его компании на этот вечер!"
– Не будет она так думать, Сирокко не такая. Она мудрая и рассудительная. И явно бы не стала делать такие глупые приглашения намёками.
– Ты просто не знаешь женщин, мой друг...
– А ты будто знаешь?
– Первый баран на селе, как-никак! –он горделиво выпучил исхудавшую грудь.
– Ну конечно...
Внезапно Шон раскатисто рассмеялся, да так что на его глазах выступили слёзы. Едва успокоившись от приступа хохота, он процедил:
– Не находишь ситуацию забавной? Ну, сначала ты мне объяснял устройство общества и банальные вещи о нём, а теперь я объясняю тебе то же самое, только с другого края.
– Ты про мой рассказ в ресторане? Ничего это не похоже. Про поедание и духовное единение каждый знает.
– Про женские намёки вроде бы тоже.
– Ладно-ладно. Смейся и считай, что ты прав. После того как мы закончим с этим твоим сеансом, я загляну к своей подруге. Но не дай бог она на меня рассердится!
– Да не переживай ты об этом! Это же сущий пустяк, который обязательно выльется в что-то хорошее.
– ...или что-то плохое.
– Это зависит от твоего подхода. Свинья везде грязь найдёт, а ты ищи что-нибудь позитивное. Настройся на правильную волну! И она вынесет тебя на райский остров, под тропические пальмы, к твоей милой Сирокко.
– Я попробую.
– Вот и славненько!
Мы летели ещё около двадцати минут, пролетев ЭКЮ-поле в облаках и сменив несколько оживлённых небесных хайвеев. Затем, в неприметной ячейке невысокого небоскрёба, мы приземлились на небольшую парковку. Моя машина оказалась на ней самой дорогой, так что мне было даже как-то страшно оставлять её среди развалюх, размалёванных цветочными узорами. Но я выдохнул, решив, что системы защиты, родом из мастерских Аркадии отгонят местных любителей чужого добра.
Наш, с Шоном, путь лежал в большой, полутёмный зал, заставленный свечами и всякими эзотерическими идолами, узнать которых я был не в силах. В нём, в самом центре, вокруг голографического костра, кружком сидело с десяток травоядных. Все они были одеты, как мой спутник, в псевдохолщовые набедренные повязки. Даже девушки, что без зазрения совести выставляли на всеобщее обозрение свой, разукрашенный нательными красками, пушок на груди. Барашек подвёл меня к этому собранию неодикарей. Все присутствующие тут же с интересом уставились на меня.
Главным среди них, судя по всему, был рослый олень, чьи рога венчала огромная корона из перьев. Он и заговорил первым, обращаясь прежде всего к моему спутнику:
– Шон! Мой белоснежный друг! Ты разве не выиграл в лотерее на съедение?
– Выиграл и благодаря моему другу, – он указал на меня, – я всё ещё жив.
– Это же славно! И ты, наверное, пришёл на сеанс разгрузки?
– Да, и мой друг, Мистраль, тоже. Можно ему присоединиться?
– Мы рады любому зверю. Так что садись, Мистраль, в круг.
Я послушно сел между двумя травоядными молодыми дамами, и Шон тут же рухнул рядом. Весь круг начал мелодично навывать какую-то мелодию и слегка раскачиваться. Не зная, что делать, я старался повторять все движения за другими. Мне было жутко неловко.
И не потому, что всё это было для меня впервой. Хотя не без этого. Но скорее потому, что я был здесь единственным хищником. Более того, я происходил из Аркадии, являлся представителем высшего класса. Такие, как мы, несколько веков ели таких, как они. Такие, как мы всегда были выше, таких как они. Такие, как мы должны быть здесь ненавидимы. Однако, никто из присутствующих не испытывал ко мне никакой ненависти. Они сразу приняли меня как равного. Никто даже не покосился на большого белого волка. Будто, всем было всё равно кто я и что своим видом выражаю.
Только меня самого изъедала совесть за былые свершения. За все те жуткие поступки, которые я совершал раньше. Присутствующие напоминали мне тех "цветочных" демонстрантов, которые выступали за равные права для бесшёрстных. В те дни я выбил немало зубов, разгоняя толпу. Они же напомнили мне и о всех тех травоядных, что я съел до этого. Смогли бы они простить меня так же легко как Шон? Смогли бы также легко пустить в свой круг, если были бы живы?
Мне хотелось выть от переполнявших грудь чувств. Я уже не мог двигаться в такт и спокойно напевать мелодию, что ещё больше вгоняло меня в краску и только усугубляло ситуацию. Мне казалось, что сейчас я испорчу их отточенный ритуал и они изгонят меня со злостью и оскорблениями. Но этого не произошло, хоть моё смятении и было замечено. Прежде всего моей соседкой по правую руку, миловидной козочкой. Она вдруг обняла мою руку, прижавшись своей нагой грудью и тихо прошептала мне на ухо:
– Тебе следует избавиться от этого комбинезона, чтобы освободится. Мысли не могут спокойно летать в, задымлённой промышленными трубами, голове. Им нужно дать волю. А разве можно это сделать в одежде?
Сказав это, она перебралась мне за спину и начала расстёгивать мой комбинезон. Без того смущённый, я и вовсе не мог сопротивляться или что-либо сказать. Особенно, когда к одной девушке присоединилась другая, помогавшая меня раздеть. Уже вскоре я стоял в окружении суетящихся дев, в полном обнажении. Мне на пояс надели ту же холщовую повязку, которую носили все травоядные. Как и следовало ожидать, она была мне до ужаса мала.