Пуритане
Шрифт:
— Раз так, то давайте, — сказал Кадди, — но только чур, чтобы ни одним пальцем не трогать ни леди Маргарет, ни мисс Эдит, ни старого майора, ни, Боже упаси, Дженни Деннисон, ни одной души, кроме солдат, а тех — хотите казните, хотите милуйте, меня это не касается.
— Ладно, — ответил стрелок, — нам бы только туда попасть, а уж там мы столкуемся.
Осторожно, словно он ступал по чему-то хрупкому, Кадди без особой охоты начал подниматься по знакомой тропинке; он немного побаивался, не зная, как его встретят, а кроме того, его мучила совесть, настойчиво нашептывая, что он собирается недостойным образом отплатить за все милости и покровительство, которые когда-то ему оказывала владелица Тиллитудлема. Тем не менее он влез на дерево, а за ним один за другим и его товарищи. Небольшое окно было когда-то забрано железной решеткой, но ее уже давно разрушило время или вынули слуги, чтобы в случае надобности располагать удобным проходом. Поэтому проникнуть в окно
Что касается Дженни, то, облив голову одного из своих воздыхателей яством, только что приготовленным ее пухлыми ручками для желудка другого, она не почила на лаврах, а продолжала трубить сигналы тревоги, носясь по замку и перечисляя истошным голосом все те преступления, которые законники зовут уголовными, а именно: убийство, поджог, похищение и грабеж. Эти ужасные крики вызвали такую тревогу и такое смятение внутри замка, что майор Белленден и лорд Эвендел, опасаясь нападения с незащищенного тыла, сочли за лучшее отвести сражавшихся у ворот и, оставив в руках повстанцев внешние укрепления, сосредоточили силы защитников в самом замке. Солдаты отступили в полном порядке, не тревожимые повстанцами, так как паника, поднятая Кадди и его товарищами, вызвала среди осаждающих почти такой же переполох, как крики Дженни у осажденных.
Ни те, ни другие до конца дня не делали больше попыток возобновить бой. Потери повстанцев были очень значительны. Исходя из тех трудностей, с которыми они столкнулись при овладении внешними, находившимися за пределами замка, позициями, они поняли, что захват его приступом — дело почти безнадежное. С другой стороны, положение осажденных было достаточно тяжелым и не предвещало ничего хорошего. В бою они потеряли двух или трех убитыми и нескольких человек ранеными, и хотя их потери были в количественном отношении значительно меньше, чем у врага, оставившего на месте десятка два убитых, все же, принимая во внимание малочисленность гарнизона, эта убыль была для них очень чувствительной; вместе с тем отчаянные атаки мятежников со всей очевидностью показали, что их вожди решили во что бы то ни стало овладеть крепостью и что боевой пыл их подчиненных вполне соответствует этим намерениям. Впрочем, наиболее страшным врагом гарнизона был угрожавший ему голод, неизбежный и неотвратимый в случае правильной осады. Распоряжения майора о доставке продовольствия были выполнены весьма нерадиво; к тому же драгуны, несмотря на предупреждения и запреты, истребляли провиант без зазрения совести. Поэтому майор с тяжелым сердцем приказал тщательно охранять окно, едва не открывшее мятежникам доступа в замок, равно как и все другие, которые могли быть использованы противником для диверсии.
ГЛАВА XXVI
Король созвал
Цвет войска всей земли, ему подвластной.
Вечером того дня, когда происходили описанные в предыдущей главе события, вожди пресвитерианского войска собрались на серьезное совещание. Они не могли не заметить, что их подчиненные несколько приуныли в связи с довольно значительными потерями, вырвавшими из их рядов, как всегда в таких случаях, наиболее решительных и отважных. Можно было опасаться, что, если они растратят свои силы и пыл на захват такой второстепенной крепости, как Тиллитудлем, их войско постепенно растает и они упустят все преимущества, которыми располагают благодаря замешательству правительства. Эти соображения склонили их принять план, согласно которому основные силы должны были выступить по направлению к Глазго, чтобы вытеснить из этого города солдат королевской армии. Совет поручил осуществление этого замысла Мортону и некоторым другим и назначил Берли командиром отряда из пятисот отборных бойцов, которым предстояло остаться под стенами замка, чтобы обложить его правильною осадою. Мортон был крайне недоволен своим назначением.
— Я имею веские причины личного свойства, — заявил он в совете, — быть поблизости от Тиллитудлема.
К этому он добавил, что если бы руководство осадой было возложено на него, то он, несомненно, сумел бы добиться разумного соглашения, которое, не являясь слишком суровым для осажденных, вместе с тем полностью отвечало бы цели, поставленной осаждающими.
Берли сразу догадался, почему его молодой сотоварищ не хочет идти с главными силами. Изучая людей, с которыми имел дело, он воспользовался простотой Кадди и восторженной болтливостью старой Моз, чтобы выведать у них немаловажные сведения об отношениях между Мортоном и владельцами Тиллитудлема. Поэтому, когда Паундтекст встал, чтобы вкратце, как он заявил, высказаться по важному делу, Берли, предвидя, что это высказывание «вкратце» займет не менее часа, отвел Мортона в сторону, чтобы их не слышали остальные члены совета, и сказал ему следующее:
— Генри Мортон, ты поступаешь неправедно; ведь ты жертвуешь нашим священным делом ради дружбы с необрезанным филистимлянином и ради влечения к моавитянке.
— Я не понимаю, что это значит, мистер Белфур, и не одобряю ваших намеков, — возмущенно ответил Мортон. — Мне не понятны к тому же причины, побуждающие вас так зло нападать на меня или пользоваться столь резкими выражениями.
— И все же это — правда, — продолжал Белфур, — согласись, что в этом дьявольском замке находятся те, печься о которых, словно мать о своих малых чадах, ты считаешь для себя более важным, чем поднять знамя шотландской церкви над выями злейших врагов ее.
— Если вы думаете, что я охотно предпочел бы покончить с войной, не добиваясь кровавой победы, и что я стремлюсь к этому гораздо больше, нежели к личной славе и власти, вы совершенно правы, — ответил Мортон.
— И не совсем не прав, — проговорил Берли, — полагая, что ты столь же миролюбиво настроен и по отношению к твоим друзьям в Тиллитудлеме.
— Разумеется, — отвечал Мортон, — я слишком многим обязан майору Беллендену, чтобы не оказать ему помощи в той мере, в какой это не затрагивает интересов великого дела, которому я себя отдал. Я никогда не скрывал своего уважения к этому человеку.
— Я об этом осведомлен, — заметил Берли. — Впрочем, если бы ты и таил свои мысли, я все равно разгадал бы их. А теперь послушай, что я скажу. Этот Майлс Белленден располагает всем необходимым, по крайней мере, на месяц.
— Это не так; мы знаем, что его запасов хватит едва ли на неделю.
— Но у меня есть бесспорные доказательства, — возразил Берли, — что этот коварный седовласый язычник умышленно распространял в гарнизоне разговоры такого рода, чтобы предупредить ропот солдат в связи с уменьшением их дневного пайка, и для того, чтобы задержать наше войско под стенами замка, пока не будет отточен меч, которым они собираются поразить нас насмерть.
— Почему же вы не сообщили об этом в военном совете? — спросил Мортон.
— А зачем? — сказал Белфур. — К чему открывать эту истину Тимпану, Мак-Брайеру, Паундтексту или Лонгкейлу? Тебе отлично известно, что все, о чем бы они ни узнали, на первом же собрании наших людей устами проповедников разглашается среди войска. А наши люди и без того приуныли, считая, что им придется просидеть у замка неделю. Что бы они сказали, если бы им велели готовиться к месячной осаде?
— Но почему вы скрывали это обстоятельство и от меня? И почему теперь о нем говорите? И, кроме того, каковы те доказательства, которыми вы якобы располагаете? — спросил Мортон.
— Доказательств более чем достаточно, — ответил Берли. Он вынул целую пачку предписаний, направленных майором Белленденом к разным лицам, с расписками на обороте, подтверждавшими получение от них скота, зерна, муки и т.д. Совокупность полученного майором продовольствия заставляла предполагать, что гарнизон хорошо обеспечен и что в ближайшем будущем ему не угрожают лишения. Впрочем, Берли утаил от Мортона одну чрезвычайно существенную подробность, о которой сам, однако, был отлично осведомлен, а именно, что большая часть перечисленных в расписках съестных припасов не была доставлена в замок из-за жадности посланных для их сбора драгун, охотно распродававших каждому, кто пожелает, то, что им удалось отобрать у другого, бесстыдно злоупотребляя требованиями майора, — совсем как сэр Джон Фальстаф, торговавший рекрутами короля.