Пурпур и бриллиант
Шрифт:
Воздух похолодал, и стало свежо. Вдали возникли контуры деревьев. Подъехав поближе, Каролина узнала веерные пальмы. Это была роща, между стволами которой слабо светились белые мраморные плиты и силуэт маленького круглого храма. Процессия мерцающих фонарей двигалась сквозь темноту к роще. Это был маленький отряд, явно не принадлежащий каравану. Казалось, погонщики и животные прибавили шаг, чтобы не столкнуться с этой процессией. В середине группы Каролина увидела четырех мужчин, несших на плечах большие носилки, на которых стоял гроб. Впереди процессии шла закутанная в черное фигура. Неосознанно Каролина натянула поводья, пытаясь разглядеть, что там происходит. Процессия остановилась.
– Это лес мертвых, – объяснил шейх. – В Тимбукту только эти деревья всегда отбрасывают тень.
Процессия достигла своей цели. Мужчины окружили вырытую могилу. Мощные потоки дождя наполнили ее водой, и теперь свет фонарей отражался в водяном зеркале. В тишине раздалось приглушенное бормотание. Порыв ветра сбил с пальмовых листьев влагу. Град капель обрушился на землю. Каролина уже хотела отвести взгляд, как вдруг что-то в темной фигуре приковало ее внимание. Мужчина распахнул плащ и выпрямился. Потом простер вперед руки. Это был такой же жест, каким Аба эль Маан недавно приглашал ее войти в свой дом. Аба эль Маан! Который пришел в этот лес мертвых, чтобы предать земле тело своего внука Тимура. Словно паралич разбил Каролину. Но это не был страх, что Аба эль Маан может узнать ее. Это не было и воспоминание о Тимуре или о том мгновении, когда Аба эль Маан произнес свой приговор. Перехватило дыхание при мысли, что это ее сейчас могли бы хоронить. Ненатянутый повод праздно лежал в ее руке. Она не могла оторвать взгляда от горестной сцены. Невыплаканные слезы жгли ей глаза. При мысли о том, что она может умереть где-то на чужбине и быть похороненной в чужой земле, ее сердце сжалось. Не был ли этот страх тем, что придавало ей силы пережить все? Страх лечь в чужую землю?
Было только одно место на земле, где она хотела бы обрести вечный покой. Казалось, сквозь тьму южной ночи она увидела мягкий свет лампады в часовне Розамбу; базальтовый алтарь – этот базальт остался еще с языческих времен. Над ним не висело распятие, но сверху стоял золотой, украшенный драгоценными камнями крест. Купель из красноватого гранита. Низкий свод с красным камнем, на котором был выбит герб графа Ромма Аллери – роза и меч. Хоры с полустершимися фресками. Флаги, укрепленные в тяжелых кованых держателях, а в их тени – могильные плиты, саркофаг. Она потянула за повод и направила своего коня к Стерну.
– У меня одна просьба, – тихо сказала она. – Если со мной что-то случится, отвезите меня в Розамбу. Обещайте мне это. Я хочу только там быть похороненной... – Еще не договорив, она осознала всю странность своей просьбы и испугалась.
Почему именно сейчас задумалась она о смерти, в тот самый момент, когда избежала гибели, когда была свободна?
В ее голосе было что-то, не позволившее Стерну возразить. Это не было минутное настроение, блажь, вдруг вырвавшаяся наружу. Для него слова Каролины прозвучали как предчувствие, уверенность в том, что ей никогда больше не увидеть замок своего детства. Но Стерн ощущал не только страх за нее. Ревность, дикая, безумная ревность – к этому Розамбу, ко всему в ее жизни, к чему он не имел и никогда не будет иметь отношения. Даже смерть, о которой она сейчас говорила, была невидимым соперником, грозящим отнять у него любимую.
Нежное, слабое мерцание окрасило рассветную дымку. На холмы, образованные лавой, лег розовый отсвет. Песок был мягок, как ковер. В лощинах и впадинах после ночного дождя появлялась нежная зелень – свежий салатовый налет, покрывший серую и красновато-коричневую поверхность пустыни.
Каролина не ощущала никакой усталости.
– К сожалению, наши дороги вскоре разойдутся, – начал он в раздумье. – До Сахары осталось не больше часа.
Ненамеренно его взгляд то и дело обращался к Малему Мерабету. От Каролины не укрылось недоверие, сквозившее в этом взгляде.
– Вы сомневаетесь в нашем проводнике? – спросила она.
– Он из рода Хазими, – ответил шейх Томан. – Это бесстрашные воины, о которых веками идет слава, что они никогда не нарушают своего слова. Многие караванщики принадлежат к этому роду. Верность тем, кого они сопровождают, для них священна.
Каждое слово шейха означало лишь похвалу, однако у Каролины было ощущение, что он уклоняется от честного ответа.
– Скажите прямо, что вы действительно думаете о Малеме?
Шейх Томан повернул к ней лицо, скрытое за белой тканью, над которой были видны темные блестящие глаза.
– Перед вами – большой и трудный путь. И вы ни на минуту не должны забывать: вы находитесь среди людей, которые весь свой ум и опыт положат на то, чтобы скрыть свои истинные мысли и мотивы.
– Вы не доверяете им. Я чувствую это. Да и ваши слова, хоть и завуалировано, свидетельствуют об этом.
– Я знаю о Малеме Мерабете только то, что вам сказал, – шейх Томан помедлил. – И все же, если вы позволите мне дать вам совет: уходите от него и его людей – и как можно быстрее. Я не могу указать вам причину моего недоверия. Это только ощущения. В такие дни, как сегодня, я понимаю людей лучше, чем обычно. Смотрю на них другими глазами. – Снова его взгляд обратился к ускакавшему вперед Малему. – Вы не должны оставаться с этими людьми – вот что я чувствую. Расстаньтесь с ними.
Каролина прислушалась к себе, пытаясь разобраться, какие чувства вызвали в ней слова шейха. Словно они заставили ее о чем-то вспомнить. Прежнее предубеждение против Измаила вновь проснулось в ее душе. Когда она впервые увидела ювелира, ее охватило предчувствие грозящей ей опасности. Только когда его готовность помочь облеклась в форму делового предприятия, сулящего двести процентов прибыли, ее подозрения утихли.
Она повернулась к Стерну:
– А вы что думаете?
Тот медлил с ответом. Шейх Томан продолжил:
– Не забывайте, что вы не нуждаетесь в сопровождающих. Ни в вооруженной охране, ни в погонщиках. У вас ведь есть план колодцев. Сахара будет для вас зеленым морем. Ваши животные получат корм и питье, шерсть ваших коней будет лосниться, а горбы верблюдов останутся тугими и упругими. Вас трое. Четыре лошади и четыре верблюда– вот все, что вам нужно. Однако взгляните! – Шейх Томан ибн Моханна протянул вперед руку.
На востоке поднимался ослепительно белый солнечный круг. От линии горизонта струились горящие лучи, подобные огненным стрелам. Словно пытаясь уступить дорогу этому нарождающемуся свету, караван свернул на юго-восток. Едва ли сто метров отделяли теперь Каролину от арьергарда каравана, а люди и животные казались ей отсюда крошечными, словно игрушечными – темный орнаменте бесконечности света. Будто бы они вовсе больше не двигались, а постепенно поглощались наступающим днем.
Малем Мерабет и его люди отстали от каравана и подъехали ближе. Каролина взяла под уздцы свою лошадь, однако Малем перехватил у нее поводья.