Пурпурные грозы
Шрифт:
Мы молчали какое-то время. Я не могла представить, как можно вынести такой поток боли и не свихнуться. Хотя прежде Марк казался мне безумцем, теперь я знала — он куда разумней многих. Но боль жила в его глазах постоянно, и вряд ли простые сочувственные слова от такой как я могли Солнечного исцелить.
— У тебя нет родных на островах? Дяди или тети?
Марк покачал головой.
— Значит, и двоюродных нет. А близкие друзья? Роланд Тарт?
— Мы не близки, — отрезал Марк. — Не хочу больше поднимать тему о родстве и вспоминать прошлое.
Он пропустил нас вперед, а сам пошел сзади. Очевидно, мой рассказ Марка не интересовал. Я же чувствовала, что Солнечному плохо. Он уже давно не жаловался на судьбу — даже сейчас, рассказывая о смерти родных, словно читал хронику, не имеющую к нему отношения. Но Марку нужна была поддержка, добрые слова, чье-то участие и забота — лучше всего не дружеская, а та, что может дать любимая женщина. Вот только образ Агны всё никак не отпускал его сердце, и вряд ли нашлась бы девушка, что полюбила Сварта, преданно влюбленного в мертвую ныне женщину. Почему-то я подумала о Габриэль, вспомнила её цвет в те мгновения, когда мы стояли все вместе в доме Советов. Мелькнула важная мысль, но тотчас погибла под тяжестью печалей. Трудно думать о чьей-то любви, когда вот-вот потеряешь свою…
Я вздохнула и обернулась — Марк смотрел себе под ноги, меж бровей пролегла складка. Плотно сжатые губы и цвет, который совсем потускнел, говорили о многом. Что я могла сделать для него?
— Я не теряла никого, кроме мамы, — тихо сказала я и, выждав, продолжила: — но и её смерть совсем не помню — была младенцем. Невозможно любить того, кого не помнишь, хотя я и внушала себе это чувство. Ходила к ней на могилу, разговаривала, веря, что она слышит. Кладбище находилось на холмах средь золотых трав — ни ограды, ни сторожа. Каменные плиты и розы, много белых роз. Я росла в мире светлом и легком, как тополиный пух. На Золотых лугах не случалось ни эпидемий, ни иных бедствий. Безопасное место, сокрытое от зла. Не знаю, что создавало эти заслоны, возможно, детство всегда кажется ярким и солнечным…
— Пытаешься меня подбодрить? Ну-ну. Вот только я об этом не просил.
— Пытаешься меня оттолкнуть? Не выйдет. Ты не такой уж и гад, каким казался прежде.
— Обойдемся без похвал.
— А я ещё не похвалила, хотя, как выяснилось, есть за что. Все думают, ты скотина, а на самом деле ты просто лис. Всем запудрил мозги, взял вину на себя, за Дэром приглядывал, чтобы он в беду не попал…
— Хватит.
— О нечисти предупредил.
— Мэйди, помолчи ты, бога ради!
— Теперь вот провожаешь нас.
Он так рыкнул, что я предпочла прикусить язык. Даже Дэр — и тот нахмурился. Отлично! А что, если разозлить Марка? Вдруг тогда любимый очнется? Нет, делать это для нашей выгоды я не могла.
— Знаешь, а ты не зря превращаешься во льва. Даже в человеческом обличие рычать умеешь! — не удержалась я. — Прости. Если хочешь, закроем тему.
— Закрыли, — отозвался он. — И идем молча следующие несколько часов.
— Эм…
— Что?!
— Ты обещал привал.
— Когда минуем долину. Ясно?
— Понятно.
Я про себя улыбнулась. Кажется, не всё так страшно. По крайней мере, вернувшись, Марк найдет, что рассказать Грозовым о нашем путешествии. А он молчать не станет, в этом я была твердо уверена. Значит, оставалось продолжать следовать простому плану — быть рядом с ним, любить Дэра и готовиться к встрече с неизведанным.
Глава 15
Глава 15
И снова утро, снова я проснулась последней, снова горное солнце оранжевое, как морковка. Я удивленно уставилась на открывшееся зрелище: Марк стоял возле Дэра и что-то говорил ему. Магици как всегда молча смотрел вперед, сунув руки в карманы, но я знала — он слышит. Натянув плащ, я подошла к ним.
— Болван ты, — закончил фразу Марк. — Привет.
— Привет. Вы что, разговаривали?
— Я говорил, он слушал. Пусть-ка теперь попробует возразить!
— Это нечестно, — хмыкнула я и поцеловала Дэра в щеку: — Доброе утро.
Супруг не отреагировал — как всегда.
— Он не завтракал, — сказал Марк.
— И что?
— У тебя берет тарелку, а меня игнорирует.
— Обиделся?
— Ещё чего! Просто больше не буду его кормить. Пусть ждет, когда ты проснешься.
— Ты сердишься, Марк.
— Я на Дэра сердит всегда.
— Почему сейчас?
— Потому что он не прилагает достаточно усилий, чтобы вернуться в тело.
— Тебе откуда знать? Ты что, выходил из себя по велению могучего предка?
— Я чувствую потоки сил, и могу сказать, как они движутся внутри человека и вокруг него.
Я вздохнула.
— Можно я сначала поем? О, кстати, ещё предложение. Там по пути озеро есть. Может, притормозим возле и искупаемся?
— Ты такая переменчивая, Мэйди. То плачешь, то порхаешь по лагерю, как птичка.
— Утром верится в добро и справедливость. Вот увидишь, под вечер я снова скисну.
Это действительно было так. Чем ближе подбиралась темнота, тем труднее мне было держать себя в руках, даже способности путались. С восходом солнца я наблюдала следы многих созданий, что прошли по тропам гор, цветные дорожки, принадлежащие зверям, видела привычные ореолы Дэра и Марка, и синеватое свечение Шторма. А на закате цвета начинали дрожать и расплываться, я переставала различать оттенки и теряла следы.
— Понял, — сказал Марк. — Быть рядом с любимым человеком, видеть его страдания, пытаться помочь… — Он осекся, хмуро глядя на меня. Словно проверял, не применяю ли дар, чтобы вытянуть важные слова. — Если тебе это нужно — купайся на здоровье.
На том и расстались. Марк как всегда пошел сверяться с картой, а я отправилась кормить Дэра. Обычно этот процесс происходил так: я давала ему еду, он её ел. Но не сегодня. Дэр стоял как статуя, игнорируя мои попытки пригласить его «к столу». Если я совала ему под нос что-то пахучее — хмурился, пыталась положить в рот — отворачивался. В конце концов я схватила его за плечи и попробовала сдвинуть с места, но без толку. Стоял, как приклеенный! Потом повисла на нем — не шелохнулся.