Пушкарь. Пенталогия
Шрифт:
– Дело, может, и хорошее, да нужно одобрение городского совета и деньги.
Ешкин кот, ему бы еще пару телефонов на стол и вместо писаря длинноногую секретаршу. Я поблагодарил и извинился за оторванное время. Видно, бюрократия родилась не при советской власти, а значительно раньше. Действовать сам я не мог, меня могли обвинить в самоуправстве или самосуде. Я сел в возок и задумался. Скоро я уеду в Москву, надо ли мне начинать новое хлопотное и, наверняка, затратное дело. С другой стороны – сидеть просто так было скучно. По натуре я был человек деятельный, активный. Да и для города дело было полезным. Решил съездить на княжеский двор, посоветоваться с Афанасием. Этот серый кардинал хорошо знал
– Голова ничего решать не хочет, перевыборы скоро, он знает, что его не выберут, не приглянулся, вот и не хочет ничего делать. Чего ж сразу ко мне не подошел?
– Так ведь думал, что эти дела городские власти решают, чего же сразу к князю идти?
– Ладно, лекарь, иди пока. Я поговорю с нужными людьми, зайди дня через три.
Дел хватало и в госпитале, здесь долечивались раненные в смоленском походе, кого удалось привезти живым. Тяжелыми я занимался сам, показывая и объясняя все своим помощникам, с выздоравливающими или легкоранеными они справлялись сами. Во время недолгих минут отдыха я размышлял, кого оставить вместо себя управляющим моими предприятиями.
Продавать пока дом, сахарный заводик, ярмарку с аттракционами, лесопилку не хотелось. К тому же надо было определиться с кораблем и с долей в банке. Продать все это можно было быстро, желающих купить прибыльное производство хватит. Но что мне делать, если в Москве дела не заладятся или придется возвращаться?
Поскольку мое решение коснется не только меня и членов моей семьи, но и сотни поверивших мне людей, выбор надо было тщательно обдумать.
Я прикидывал, кого я достаточно хорошо знаю, кто потянет дело и не обманет. Тщательно взвешивал каждую кандидатуру. Сидор – воин хороший, человек надежный, но всю жизнь сидел на княжеском жалованье, в торговле и производстве ничего не смыслит, дело может развалить. Никита Иванов – управляющий банком – человек, конечно, надежный и опытный в коммерции, но, наверняка, руки до такой мелочи, как лесопилка, не дойдут, опять дело пострадает. Мне представлялось, что в Москве, на новом месте деньги я зарабатывать смогу не сразу – пока лечебницу построю или куплю. Надо, чтобы в Рязани производства работали, доход давали. Пожалуй, оставался Тимофей, управляющий сахарным заводом во Власьеве. Хватку свою проявил в новом деле, честность доказал, с производством знаком. Осталось ввести в курс дела по лавке, что торговала досками, и аттракционам. Причем у него есть дом в Рязани, жить может и во Власьеве, и в Рязани. Да, пожалуй, стоит остановить свой выбор на Тимофее. Лучшей кандидатуры у меня не было. Сделав мысленный выбор, я успокоился и пошел к Анастасии.
– Приближается время, когда надо будет отъезжать в Москву. Решай сама, кого из челяди возьмешь с собой, что из вещей. Я думаю, что через неделю надо будет трогаться в путь, скоро дожди, дороги развезет, правда, можно путешествовать на корабле.
Тем временем, легок на помине, в Рязань по делам появился Тимофей. Я пригласил его в свой кабинет и предложил новую должность – управлять всеми моими делами в Рязани в связи с моим предстоящим отъездом в Москву.
Тимофей мялся, боясь принимать решение, и я его понимал, все-таки его трудами построен сахарный заводик, вложено немало трудов и сил, он прикипел к нему и знал каждую доску. И сейчас придется все передавать другому человеку. Конечно, приезжать и контролировать он будет, но это уже другое. Попросил дать на раздумье три дня, если он найдет себе хорошую замену, то вопрос должен бы решиться.
В госпитале я собрал своих помощников,
Тем более госпиталь закрываться не собирался. Дав ребятам, что собирались со мной, неделю отдыха до отъезда на сборы и наказав быть на судне, я осмотрел несколько больных и отбыл домой. И самому надо собираться.
Дома царила суета, Анастасия отбирала вещи, укладывала их в сундуки и узлы, затем снова доставала, перебирала вновь. Я понял, что буду только мешать. Что мне собирать – сумку с инструментами, сменную одежду да оружие, что я успел здесь приобрести, – пистолеты да винтовальное оружие.
Решил съездить на судно. Здесь тоже кипела работа – грузился провиант, менялись по необходимости снасти, штопались паруса. Судно приводилось в порядок, команда была занята работой. Кормчий хорошо знал свое дело, кого-либо подгонять или указывать на упущение не приходилось.
Не успел я подъехать к дому, как меня окликнули. У калитки стоял монах.
– Митрополит Кирилл по срочной надобности к себе зовет.
Я усадил монаха в возок, и мы поехали к святому отцу.
Войдя и перекрестившись, я подошел к митрополиту. Протянув руку для поцелуя и перекрестив, отец Кирилл сразу перешел к делу.
– Знаю, что готовишься к отъезду. Да матушка Евдокия, жена моя, занедужила, скрутило ее, разогнуться не может, полечил бы?
В голосе митрополита появились просящие нотки.
Я согласился, и обрадованный отец Кирилл дал мне в провожатого монаха. На стук в калитку открыла служанка, охая и причитая, повела в светлицу матушки. Скрючившись на постели, лежала на боку матушка Евдокия. Я попытался повернуть ее на спину для осмотра, однако из-за сильных болей это не удалось. Так, пальпация позвоночника болезненна, положительные симптомы Лассега. Матушка – женщина совсем еще не старая, лет тридцати пяти, можно попробовать сделать мануальную терапию. Я не ожидал, что у митрополита окажется жена много моложе его.
Сначала я легким массажем разогрел спину, затем более сильными движениями размял мышцы. Матушка кряхтела и охала, но терпела. Переложив ее с мягкой постели на жесткую лавку начал заниматься костоправством. Матушка периодически сильно вскрикивала, а из приоткрывшихся дверей выглядывали испуганные служанки. Закончив сеанс мануальной терапии, устало присел на стул, переводя дух. Матушка зашевелилась на лавке:
– А ведь видит бог, полегчало, распрямиться могу и не болит так.
– К вам я приду завтра, снова повторим сеанс, надо сделать хотя бы пять процедур. И еще настоятельно рекомендую несколько раз в день висеть на руках. Позвоночнику станет легче, и тяжести сейчас поднимать нельзя.
Довольная матушка медленно поднялась с лавки, как будто снова ожидая приступа жестокой боли, но боли не было:
– Спасибо, Юрий Григорьевич, на ноги поставил, молитву за тебя святому Пантелеймону прочитаю, не зря в городе бают про твое искусство. Надо же, два дня мучилась как, а нет чтобы сразу обратиться.
Я раскланялся и отбыл. Каждый день я посещал больную, после третьего посещения матушка встретила меня на пороге уже сама, ходила хоть и слегка скособочившись, но уверенно. После сеанса мануальной терапии и осмотра посоветовал ей прикладывать на позвоночник ржаное тесто. В благодарность она вынесла мне из соседней комнаты маленькую старинную икону в простом серебряном окладе – святого Пантелеймона – покровителя больных и врачей. Я перекрестился, поцеловал икону и поблагодарил матушку.